Это был абсолютно тихий уголок, затерявшийся в самой гуще карнавала, не
желающий делать никаких уступок течению времени.
Джейсон закрыл дверь, кивнув белобрысому бою, чье равнодушие было
сломлено с помощью двадцатифранковой купюры.
- Он теперь думает, что ты провинциальный священник, сгорающий от
предвкушения ночных удовольствий, - заметила Мари. - Надеюсь, ты видел,
что я направилась прямо к кровати?
- Его зовут Герб, и он с радостью займется нашим бытом. У него нет
никаких намерений делить еще с кем-то это богатство, - он подошел к Мари и
взял ее за руки. - Благодарю тебя за мою жизнь.
- Все в свое время, дорогой, - она поднесла руки к его лицу. Но
только не заставляй меня ждать так же долго, как сегодня. Я была на грани
отчаяния и думала только о том, что кто-то мог опознать тебя и что
случилось что-то ужасное.
- Ты забыла. Никто не знает, как я выгляжу.
- Не надо полагаться на это. Ты сам знаешь, что это неправда. На
Степпдекштрассе их было четверо, включая ту свинью на Гуизон Квей. Они
ведь живы, Джейсон, и они видели тебя.
- На самом деле это немного не так. Они видели темноволосого мужчину
с перевязанной шеей и головой, который хромал на левую ногу. Рядом со мной
были лишь двое: человек на первом этаже и идиот с Гуизон. Первый не сможет
покинуть Цюрих еще некоторое время. Он не сможет ходить и у него
повреждена рука. Второму же типу свет все время падал на глаза.
Она выслушала его, продолжая хмуриться, и ее живой ум уже порождал
любопытные вопросы.
- Так ли это? Ты не можешь быть уверен, ведь они все же были там и
видели тебя.
"Измените цвет волос... вы измените свое лицо".
- Я еще раз повторяю, что они видели темноволосого мужчину при слабом
освещении. Ты умеешь обращаться с перекисью?
- Я никогда ею не пользовалась.
- Утром я найду магазин. Монпарнас самое подходящее в этом плане
место. Блондины выглядят значительно приятнее, не так ли?
Она внимательно изучила его лицо.
- Пытаюсь представить, как ты будешь тогда выглядеть.
- Я буду отличаться от предыдущего "я". Не очень сильно, но вполне
достаточно.
- Возможно, ты прав. Надеюсь на Бога, что это не так, - она
поцеловала его в щеку, предваряя этим будущий разговор. - А теперь
расскажи мне, что случилось? Куда ты ходил? Что ты узнал про тот случай...
шесть месяцев назад?
- Оказалось, что не шесть месяцев, а поскольку это так, то у меня
просто не было возможности совершить убийство, - он рассказал ей все,
опустив только ряд моментов, когда пришел к мысли, что больше не увидит
ее. Она не поверила ему, и тут же сказала об этом.
- Если бы дата не была так четко обозначена в твоей памяти, ты,
вероятно, не пришел бы ко мне?
Борн качнул головой.
- Наверное, нет.
- Я знала это, я это чувствовала. В какое-то мгновение, когда я шла
от кафе к музею, я почувствовала, что задыхаюсь. Ты веришь этому
предчувствию?
- Я не хотел этого.
- Я тоже, однако, это произошло.
Они оба сидели: на кровати, он рядом в единственном кресле. Борн
приподнялся и дотронулся до ее руки.
- Я еще не вполне уверен, что меня там не было... Я "знал" этого
человека, я видел его лицо, и я был в Марселе за 48 часов до его убийства!
- Но ты же не убивал его!
- Но тогда почему я там был? Почему люди, с которыми я встречался,
считают, что это сделал я? Боже мой, ведь это безумие! - он вскочил с
кресла, боль вновь возникла в его глазах. - Но потом я забыл. Я
ненормальный, верно? Потому что я забыл... Годы, время.
Мари заговорила языком фактов, без всякого сочувствия в голосе:
- Ответы сами придут к тебе. От одного или другого источника, в конце
концов, от тебя самого.
- Это невозможно. Восборн заявил, что произошла перестройка здания:
все блоки сдвинулись, проходы перекрылись... появились другие окна...
Джейсон подошел к окну, оперся на подоконник и посмотрел вниз на огни
Монпарнаса. - Вид через эти окна другой, такого никогда не было. Где-то
есть люди, которые знают меня и которых знаю я. В нескольких тысячах миль
есть и другие люди, к которым я отношусь либо с заботой, либо с
ненавистью... Боже мой, возможно, жена и дети, не знаю. Все мои попытки
выяснить что-либо заканчиваются неудачей. Как будто я кручусь на ветру,
поворачиваясь во все стороны и не могу приземлиться. При каждой новой
попытке опять отбрасывает прочь.
- В небо?
- Да.
- Ты прыгал с самолета?
Борн повернулся к Мари.
- Я никогда не говорил этого.
- Ты говорил об этом ночью, во сне. Ты был весь в испарине. Твое лицо
горело, а я вытирала его полотенцем.
- Почему ты мне ничего не сказала?
- Я спрашивала, между прочим. Я спросила тебя, не был ли ты пилотом,
и не беспокоят ли тебя полеты, особенно по ночам.
- Не понимаю, о чем ты говоришь. Почему ты не попыталась привести
меня в чувство?
- Я очень боялась. Ты был близок к истерике, а я не знаю, как
поступать в подобных случаях. Я могу помочь тебе вспомнить что-нибудь, но
я ничего не могу поделать с твоим подсознанием, и не знаю, кто бы мог с
этим справиться, кроме врача.
- Врача? Я провел с доктором почти шесть проклятых месяцев!
- Из того, что ты сообщил о нем, у меня сложилось иное мнение.
- Я не хочу этого! - воскликнул он, смущенный вспышкой своего гнева.
- Почему нет? - Мари поднялась с кровати. - Тебе необходима помощь,
дорогой. Психиатр мог бы...
- Нет! - неожиданно заорал он, сопротивляясь вспышке гнева. - Я не
хочу этого, я не могу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151