Захваченные во время налета на волостное правление в Заречье бланки пропусков, штампы и печати оказались весьма кстати. Мы изготовили для Насти пропуск, справку о том, что ей разрешены выезд и въезд в Минск, а для пущей убедительности поставили штамп и печать еще и в паспорте. Честно говоря, у нас не было полной уверенности в том, что все наши хитрости уберегут Богданову от опасности: фашисты могли изменить форму или текст пропуска и вообще ввести неведомые нам дополнения к документам. Но что оставалось делать? Разведка всегда сопряжена с риском, а к любым искусно сымпровизированным бумагам необходимы также смелость, решительность, умение перевоплощаться.
На группу мы возлагали большие надежды. Кухаренок до войны работал в Минске на железной дороге, сейчас там жила его мать. У Воронкова в городе осталась сестра Анна, а у Гуриновича - жена, Вера Зайцева. Настя Богданова могла пригодиться для связи с родственницами других разведчиков, ведь это так естественно, когда к женщине заходит ее знакомая, ведет долгие разговоры, а порой остается переночевать. Трудно что-либо заподозрить в таких фактах. Если же в доме появляется мужчина, это настораживает, потому что он может быть окруженцем, беглым военнопленным, подпольщиком или партизаном.
Перед выходом разведчиков из лагеря я тщательно проинструктировал пятерку по "технике безопасности", ибо от ее соблюдения целиком зависел успех операции. Кухаренку сообщил координаты некоторых наших людей из списка явок, полученного мною в наркомате. Он должен был разыскать этих товарищей, если они сохранились, договориться о встречах, паролях и передать задание - начинать работу.
Вместе с минской пятеркой разведчиков ушли боец спецотряда Кузьма Борисенок и младший лейтенант Николай Ларченко. Их путь лежал в Руденский и Пуховичский районы, находящиеся юго-восточнее Минска, где им предстояло установить связи с местными патриотами.
Не без волнения отпускали мы своих людей. Оккупационные документы были у одной Насти, все остальные вместо аусвайсов засунули в карманы пистолеты и гранаты. Богданову мы предупредили: если документы вызовут подозрение, пусть ссылается на путаников из волостного правления и местной полиции. Мол, вечно они пьяные, к тому же плохо соображают по-немецки, а она здесь ни при чем. И еще один совет дали разведчикам: когда у Насти будут проверять документы, она должна подольше копаться в карманах и мешке с несколькими картофелинами и луковицами, чтобы отвлечь внимание патруля и дать возможность своим спутникам, идущим сзади, свернуть в сторону и обойти вражеский пост.
Разведчики вышли на шоссе. По нему проносились фашистские машины и бронетранспортеры. Чтобы не привлекать внимания гитлеровцев, наши товарищи делали вид, будто давно привыкли к немецкому транспорту и близости оккупантов. Настя шагала впереди, остальные шестеро - на некотором отдалении сзади, порою углубляясь в придорожные лесочки. Стало смеркаться, и машины уже двигались с затемненными фарами. Настю остановил эсэсовский патруль, возле которого вертелся штатский переводчик. Унтер-офицер потребовал паспорт и пропуск. Богданова несколько минут рылась в мешке, а ее друзья незаметно свернули с дороги и прошли мимо поста стороной.
Патрульные и переводчик, отлично владевший немецким, русским и белорусским языками, долго вертели в руках паспорт и пропуск, подсвечивая карманными фонариками. Но, видимо, не нашли в них ничего подозрительного, вернули документы и порекомендовали идти "шнеллер", так как скоро наступал комендантский час. Переводчик, играя в народность, предупредил разведчицу:
- Ты, барышня, гляди... Немцы любят красивых да молодых.
Настя кокетливо откликнулась:
- Да что вы! Разве я красавица, куда мне!
Через полкилометра ее нагнали остальные товарищи, очень довольные, что первая встреча с эсэсовскими стражами закончилась для всех благополучно. А отчаянный Владимир Романов сказал:
- Если б они тебя задержали, мы кинулись бы на них из кустов и перестреляли бы, как овец.
- Ой, Володечка,- ответила Настя Богданова,- с тобой я и в Берлин пошла бы!
В 12 километрах от Минска, за деревней Паперня, группа согласно инструкции разделилась: Борисенок и Ларченко повернули на восток, чтобы потом с севера войти в свои районы, Воронков и Гуринович остались у старых знакомых, бывших студентов политехнического института Василия Молчана и его жены Марии, работавших на торфяном заводе "Паперня", чтобы позднее с их помощью проникнуть в город. Кухаренок, Настя и Романов продолжали путь и вскоре без приключений очутились на городских улицах. Николай Кухаренок предложил товарищам зайти к его матери.
- Чего не хватало, - сказал Романов, - сын в партизанах, дом на примете! Кухаренок возразил:
- Ни одна душа не знает, что я в лесу, даже мать. В начале войны уехал куда-то с поездом, да так и не вернулся. Вот и все.
В мирное время Николай был начальником поезда, и его исчезновение выглядело очень естественно.
- К тому же ночь на дворе, никто нас не увидит!
Убедил. Глухими переулками и сквозными дворами повел Кухаренок друзей к домику матери, но когда пришли, то всем стало не по себе. На месте дома был пустырь, валялись обгорелые бревна и мусор. Товарищи посочувствовали Николаю, сказали, что это еще не означает, что мать погибла, мало ли что бывает... Посовещались и решили вторично разделиться, предварительно условившись о месте и времени встречи: Романов пошел к своим знакомым, Настя - к родственникам в район Сторожевки, Николай - к довоенным друзьям, которые должны были знать о судьбе матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190