Наши паспорта были много лучше предыдущих документов, но и они могли нас подвести, так как за абсолютную их надежность подпольный центр не ручался. И все же мы решились ехать поездом.
Поначалу все шло нормально, однако перед станцией Куршенай в вагон неожиданно вошли двое стражей порядка и начали повальную проверку документов. Один из полицейских громко объявил, что действительны паспорта только с такого-то по такой-то номер, а остальные подлежат изъятию как фальшивые.
Мы невольно взглянули на номера наших паспортов и тотчас поняли, что попались: они входили в число объявленных недействительными.
- Что делать? - прошептал мне Петраускас.- Будем отстреливаться?
Но стрелять в вагонной толчее означало вызвать жертвы среди ни в чем не повинных пассажиров. На это мы пойти не могли.
- Ни в коем случае,- ответил я.- Подождем, авось выкрутимся.
Помочь нам мог только случай, помноженный на самообладание.
Поезд медленно подходил к станции, в тамбуре происходила обычная в таких случаях легкая давка пассажиров, стремившихся поскорее выбраться из вагона.
Дорошевич высоко поднял свой паспорт, и люди расступились, давая дорогу "ксендзу". Мы также подняли над головами свои паспорта и стали протискиваться к выходу вслед за "ксендзом".
- Это мои спутники, господа,- сказал Дорошевич полицейским.- Посмотрите, пожалуйста, наши документы, они в полном порядке. Да благословит вас бог!
Эта тирада произвела должное впечатление на полицейских. Один из них махнул рукой и пропустил нас, даже не заглянув в паспорта. Доверие к ксендзу было прямо-таки беспредельное.
На станции мы сходили в буфет, потолкались у ларьков, степенно прогулялись по платформе, а потом вернулись в вагон. Полицейских и след простыл. Без всяких происшествий мы добрались до литовской столицы.
В Каунасе нас первым делом устроили на конспиративной квартире в одной еврейской семье. Старшая дочь хозяина Рива пользовалась известностью как актриса оперного театра, поэтому здесь можно было рассчитывать на относительную безопасность. Сюда же явился представитель ЦК Компартии Литвы и сообщил, что партийное руководство рекомендует нам вернуться в Советскую Россию. Мы стали ждать подходящего случая.
Несколько дней спустя такой случай представился. Из Восточной Пруссии беспрепятственно эвакуировался кавалерийский корпус Гая, и товарищи, договорившись с командованием, пристроили нас в воинский эшелон. Вскоре он прибыл в Смоленск, а на следующий день мы уже беседовали с секретарем ЦК Компартии Литвы товарищем Мицкявичусом (Капсукасом), возглавлявшим в 1918-1919 годах первое Советское правительство Литвы.
Винцас Симанович долго и задушевно беседовал с нами, выслушал отчет о положении в литовских городах и уездах, поблагодарил за проделанную работу и в конце разговора предложил несколько дней отдохнуть, пока ЦК не определит нашу дальнейшую судьбу.
Шел ноябрь 1920 года.
Все время, пока я находился в Литве, мне очень хотелось повидать родных отца, мать, сестру Людмилу, переехавшую сюда из Москвы незадолго до контрреволюционного переворота в республике. Однако по условиям конспирации я не мог сделать этого и ни разу не высказал своего желания партийному руководству. Ограничился тем, что, покидая Литву, послал письмо сестренке, в котором коротко сообщил, мол, жив и здоров, был проездом на родине, теперь возвращаюсь в Россию, надеюсь на встречу, когда в Прибалтике будет восстановлена Советская власть.
Моя надежда сбылась через 20 лет. Я уже не застал в живых отца, умершего в 1923 году, но с матерью и Людмилой повстречался. Сестра сказала, что письмо мое она тогда получила, но слабо верила в то, что нам доведется увидеться.
- Ты всегда был сорвиголовой, Стась, и просто удивительно, как ты уцелел во всех этих переделках. Видно, бог все-таки есть, и он услышал молитвы нашей бедной мамы!
- Насчет бога не согласен,- ответил я,- а вот в счастливую случайность верю. Уцелел только благодаря ей!
Снова Западная Белоруссия
Второй псевдоним.- Старый друг Илларион Молчанов.- Допрос вперемежку с грабежом.- Погони не было.- Помещичья дочь.- Провокатор.- Рижский договор и предчувствие новых сражений
Признаться, после возвращения из Литвы я с большим желанием перешел бы на мирную работу. Страна приступала к ликвидации последствий двух войн, всюду требовались рабочие руки. С каким удовольствием я вернулся бы к профессии арматурщика, поехал бы на любую стройку возводить железобетонные корпуса, а то поступил бы учиться. Согласен был послужить еще в Красной Армии, если надо, принять участие в последних боях гражданской войны, в искоренении бандитских гнезд на советской земле.
Но в ЦК Компартии Белоруссии, куда я пришел после небольшого отдыха, смотрели иначе на мое будущее. У меня имелся опыт нелегальной работы, а партии были нужны такие люди для развертывания борьбы на захваченных польскими панами западнобелорусских землях.
- Выходит, опять в тыл врага, в подполье? - задал я риторический вопрос, понимая, что мечты о мирной жизни, о работе на стройке или учебе придется оставить.
- Выходит так, дорогой товарищ Ваупшасов,- сказал работник ЦК.- Правда, вы теперь не Ваупшасов, а Воложинов.
- А может, мне лучше остаться в Красной Армии?
- Красная Армия воюет,- сказал он.- И вы будете воевать. Есть большая необходимость в том, чтобы подорвать тыл белополяков, развернуть партизанскую войну и в конце концов освободить от врага оккупированную им территорию. Партия вам доверяет и надеется, что и на этот раз вы отлично справитесь с заданием.
- Спасибо,- ответил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190