Ее любят врачи и сестры, раненые, все, кто оказывается рядом с ней. Любят за доброту, открытое сердце, душевную теплоту, обаяние юности. И за какую-то необъяснимую, природой в ней заложенную способность сострадать. Вспомним, как она появилась в госпитале: крохотная, худенькая, в чем только душа держится. И терпеливо втолковывали девчушке, как трудно работать санитаркой: купать-умывать, подавать-убирать, кормить-поить раненых и контуженых. И вспомним ее ответ: "Что тут трудного?.. Такие же дети, только большие".
В суждениях Маши Кузиной, ее поступках, отношениях с ранеными, старшими и сверстниками, в ее девичьих тайнах, радостях и страхах писатель отмечает нечто исконно народное, корневое. "Все-все у Машеньки,- пишет Анатолий Трофимов, откровенно любуясь своей героиней,- было от плоти земли, от избы, в которой рождаются, живут и умирают: взгляды на жизнь, на отношения между людьми, на правду и неправду, добро и зло".
На первый взгляд действие "Угловой палаты" в основном локально. Но перед нами не история выздоровления, а судьбы людей. Раненые обитатели угловой палаты госпиталя постоянно размышляют, оценивают, переоценивают прожитое, вглядываются в будущее. В их судьбах, переживаниях - боль и надежда всей страны.
Поздно, к самой смерти мужа, младшего лейтенанта Василия Курочки, приезжает из глухой рязанской деревни его жена Арина Захаровна. Сам ее приезд еще больше укрепляет всех в борьбе за жизнь, в преодолении страданий, в желании вернуться в строй. Стены палаты как бы раздвигаются, раненые не оторваны от того, чем живет армия и тыл. И это тоже лечит. Лечит замкнутого, угрюмого командира батальона Петра Щаденко, утверждает в его мальчишеской правоте вчерашнего детдомовца, солдата Борю Басаргина, поднимает на ноги рассудительного начальника штаба артиллерийского полка Агафона Смыслова, помогает снова обрести веру в себя оставшемуся без руки художнику Владимиру Гончарову. И вылечит, поможет вернуться в строй Ивану Малыгину, изнуряющему себя суровым внутренним судом. Он один остался жив из разведгруппы, совершившей дерзкий рейд во вражеском тылу. Последним погиб его друг и земляк Вадим Пучков. Тяжело раненный, Малыгин в трагической ситуации, требовавшей терпения и выдержки, толкает Вадима на неосторожный шаг. На госпитальной койке, когда вернулось сознание, когда стала возвращаться жизнь, Малыгин мечтает лишь об одном: "Я еще поднимусь, я еще..."
Событийно "Угловая палата" заканчивается в преддверии нового наступления Советской Армии. В ней примут участие и многие герои повести. Но перенося действие на фронт, в окопы переднего края, Трофимов в "Лейтенанте Пятницком" знакомит нас с другими солдатами. Он рассказывает о том, как в Восточной Пруссии, на подступах к Кенигсбергу, они продолжат то же святое дело, что и в боях за освобождение родной земли.
Хроникальное начало в военных повестях Анатолия Трофимова придает динамизм повествованию, держит читателя в напряжении. Трофимов не дает развернутых портретных характеристик, не углубляется в биографии, не задерживается на описании внутреннего состояния. Его герои раскрывают себя через поступок, открываются читателю в действии. И этим остаются в нашей памяти.
Но пройденный каждым военный путь - это не только походы и бои. Он и по времени может быть разным: и все четыре года, и несколько дней, а то и часов до первого боя. Но в каждом миге своем война испытывала на нравственную стойкость, на чистоту помыслов, на подлинную человечность. И Трофимов рассказывает, как люди выдерживали это испытание.
"Повесть о лейтенанте Пятницком" оставляет светлое впечатление. Мы не можем не почувствовать открытой, искренней симпатии писателя к своим героям. И несправедливым будет возможный упрек в приукрашивании, идеализации. Трофимов пишет о том, что в судьбе его поколения стало самым значительным, определяющим. И таково уж свойство человеческой памяти, и индивидуальной, и всего народа, что в прожитом, особенно если оно дорого и свято, отбирается самое светлое, одухотворяющее, позволившее выстоять, сконцентрировавшее в себе лучшие качества тех, с кем был рядом. Да, писатель романтизирует своих героев. Они у него молоды, порывисты, чисты в помыслах, храбры. Время, это увеличительное стекло памяти, укрупнило их черты, слило их облик с тем почти легендарным образом, каким извечно благодарные потомки представляют солдата-защитника. Но у Трофимова не дань традиции, а свое, на десятилетиях настоенное, терпкое и романтическое знание себя в обстановке тех лет и своих сверстников, павших и выживших. Это и дает ему право на романтизацию.
Вот как представляет писатель связиста Женю Савушкина: "Молоденький, до глянца умытый и жизнерадостный". Женя нежно привязан к своему командиру. Отправляясь с Пятницким и ординарцем командира батареи Степаном Торчмя в передовые окопы, к пехоте, чтобы непосредственно с поля боя корректировать огонь, он берет себе ту катушку с проводом, что потяжелее. В бою он искренне радуется, что у него все ладится, что успевает без напоминания сделать все, что положено. Когда под минометным обстрелом, в придорожной канаве, Пятницкий взглянул в его лицо, то "встретил такой радостный, озорной взгляд чистых голубых глазищ, такой блеск молодых зубов, обкусывающих липовую веточку, что растерялся даже. Он играл, забавлялся, этот пацан! Женька не тянул сейчас проклятый кабель, не тащил на себе ломающую ребра тяжесть катушек, не обдирал ладоней торчащими из паршивой изоляции стальными жилками, не вгонял их под ногти, не обмирал со страха за целость аппарата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69