Внезапность в этом случае не будет достигнута. Опасно. Тогда я решил зайти на бухту с тыла. Набрав над территорией противника примерно 400 метров высоты, затем со снижением развивая скорость до 400 километров в час, снижаюсь до 40-50 метров. Вижу - катер. Впереди мачта. Не зацепиться бы за нее. Взял немного левее и решил не выливать шарики нажатием кнопки "Бомбы", а аварийно сбросить приборы вместе со всей заряженной смесью на этот катер. Так и сделал. Смесь начала гореть, и катер загорелся.
В этом случае я нарушил инструкцию, так как приборы - многоразового применения, и летчики обязаны были их привозить для повторной зарядки. Но рассуждать не было времени. Если фосфор вылить нажатием кнопки, то он сгорит и эффекта не будет, а если сбросить прибор, то он развалится и шарики выльются прямо на палубу. Результат по докладам наземных войск, которые находились на косе Чушка в трех километрах от бухты, получился неплохой. Катер, а может, это была баржа, загорелся, и было видно, как черный дым поднимался на большую высоту. В полку инженеры меня пожурили, но командир сказал: - За ВАПы высчитаю, а за разумную инициативу, находчивость и успешное выполнение задания представляю к награде. Правильно сделал...
30 ноября 1943 года полк совершил 23 боевых вылета в район Эльтигена, где был высажен семитысячный десант нашей морской пехоты. Боевые вылеты на поддержку десанта выполнялись парами с внешней подвеской парашютов, наполненных продовольствием и боеприпасами. Парашюты напоминали морские торпеды весом до 250 килограммов.
В этот день мы парой с Симой Лесняком вылетели и взяли курс на Эльтиген. Парашютное снаряжение нужно было бросать примерно с 400 метров, так как с большей высоты парашют относит или в сторону противника, или он падает в море.
Мы зашли с тыла. Зенитки и "эрликоны" по нам не стреляли. Увидев намеченный на земле ориентир, командую ведомому: - Приготовиться к сбросу! Сброс!
Сам тоже нажал на гашетку бомбосбрасывателя. Почувствовал, как один парашют оторвался и самолет резко повело влево. Взял ручку управления почти полностью на себя и вправо, но самолет с креном снижается к воде. Левой рукой удерживаю ручку управления, а правой рукой стараюсь рукояткой аварийного сбрасывателя бомб сбросить второй парашют, который завис на замке в поперечном положении по отношению к полету. Пошуровал аварийным сбрасывателем, парашют сорвался, и самолет резко начал набирать высоту. В это время трасса снарядов пролетела левее крыла нашего самолета. Николай, мой воздушный стрелок, дал две длинные очереди из УБТ. Я понял, что незаметно подкрались истребители противника и стали атаковать прежде всего меня - ведущего пары самолетов. Это подтвердил по переговорному устройству мой стрелок. Довернул самолет вправо и увидел напарника, который пристраивался к моему самолету. В это время почувствовал сильный, раздирающий хвостовое оперение удар. Снаряды, выпущенные противником, повредили стабилизатор самолета. Началась сильная тряска. Самолет стал плохо слушаться рулей управления.
Вижу, что Керченский пролив уже позади, а впереди какой-то аэродром. Недолго думая, принял решение сесть с ходу, тем более что взлетно-посадочная полоса свободна.
Сел с перелетом от посадочного "Т", и самолет выкатился на окраину аэродрома, левым колесом залез в канаву и левой плоскостью коснулся земли, повредив в консоли сигнальную лампочку.
Мы с воздушным стрелком вылезли из самолета. Николай остался у самолета, а я пошел в штаб истребительного полка, чтобы дозвониться через штаб нашей дивизии в свой полк. Дозвонился.
- Договоритесь самолет сдать истребителям, а сами возвращайтесь в полк, он находится в 20 километрах от аэродрома вашей посадки.
Так мы и сделали. Боевые действия продолжались. С аэродрома Ахтанизовский, где это случилось, можно было взлетать на запад, в сторону еще не разминированного поля, либо на восток, где раскинулся Ахтанизовский лиман с заболоченными берегами. В конце ноября шли надоедливые частые дожди. Повсюду, даже на взлетной полосе, стояла непролазная кубанская грязь. Чтобы при взлете сдвинуть с места ревущий на полном газу самолет, приходилось раскачивать его чуть ли не всей эскадрильей. Особенно было много хлопот у наших техников и мотористов. А девушки-оружейницы кроме тяжелого, далеко не женского труда - подвески бомб, снаряжения боеприпасами пушек и пулеметов - по ночам несли дежурство в карауле. Время было очень напряженное. В начале декабря создалось критическое положение у десантников на Эльтигене. Надо было во что бы то ни стало поддержать моряков огнем с воздуха, а также боеприпасами и продовольствием.
Было принято решение выполнять задание небольшими группами. Но при этом был огромный риск. Самолет мог не взлететь. Командование полка и дивизии это прекрасно понимало. Но последний приказ командира авиадивизии генерала Гетьмана после доклада командира полка Галущенко, что аэродром непригоден к полетам, был таков: - Взлетать! Не взлетит, считать боевой потерей.
В армии, тем более на войне, приказ не обсуждался, а принимались все меры, чтобы он был выполнен точно и в срок.
Первая четверка взлетела. Взяли курс на Эльтиген. Вторая четверка стала выруливать на старт. В ней состоял и мой экипаж. Первый самолет застрял. Его раскачивают. Тронулся. С форсажом взлетел. Аналогично 2-й и 3-й. Моя очередь выруливать. Перед стартом травяной покров смешался с жижицей и грязью. Выруливая, предыдущие самолеты почти всю землю смесили в полосе взлета самолетов. Колеса моего самолета погрузились по ступицу. На полном газу не рулю, а ползу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77