Но мальчишка не понял благих намерений, посчитал, что сверстник, наверное, хочет подраться. И в драку кинулся первым. Это было тек неожиданно, что Володьке пришлось отступить и довольно поспешно.
Встретились через два года в составе одной футбольной команды. У нее было длинное название: "Сборная третьей рабочей казармы текстильной фабрики "Вагжановка". Казармами называли три красных кирпичных дома, построенных фабрикантом Морозовым для рабочего люда. Квартир в доме не было. Были комнаты, их еще называли каморками. В такой каморке Степанов жил с отцом и матерью.
За два года, что Володька не видел Арсэна, парнишка окреп, подрос. Помня первую встречу, Константинов был настороже, но Степанов оказался добродушным, покладистым парнем, хорошим товарищем, упорным и стойким футболистом. Сражались казарма на казарму, играли босые - со спортивной одеждой и обувью было пока еще туговато.
И вдруг этот плакат. В овале - Арсений Степанов, Герой Советского Союза. Не удивительно ли? Если бы не было снимка, Владимир, наверное, не поверил. Подумал бы, что это другой Степанов.
Аэродром хутор Аверинский - полевая площадка, расположенная при впадении реки Донская Царица в Дон. Отсюда полк майора Хороших летает бомбить станцию Морозовская, аэродром рядом со станцией.
- Куда ни плюнь, все разно попадешь в фашиста, - горько усмехается Жуков.
Владимир молчит. А что говорить, все верно. И нет поэтому настроения. Да и летать далеко - в один конец сто тридцать километров. Чтобы сбросить бомбы, надо потратить два с половиной часа. Два полета сделал, и уже рассвело. А задачи как ставятся? "Бомбить скопление танков...", "Бомбить скопление моточастей...". Скопления... Скопления... Когда же не станет этих скоплений?
Вчерашнюю ночь провели в Сталинграде, на аэроклубном аэродроме, расположенном на южной окраине города. Садились уже в темноте. Посадочный знак - костер. Тот, кто приземлился первым, зарулил на посадочную, включил аэронавигационные огни своего самолета, и все приземлялись рядом. Так перелетел весь полк. Должны были возить мешки с боеприпасами в район Свечниковский, Майоровский, Манойлин. Там окружены наши войска. Но мешки почему-то не привезли, и ночь, к большому сожалению Владимира, была потеряна.
Но больше всего его удручает другое. Когда летели к Сталинграду, он заметил, что западнее Дона, там где, держат оборону наши войска, вдруг вспыхнул какой-то странный огонь. Частые вспышки, как отблески молний, следовали одна за другой, но не на небе, а внизу, на земле. Великое множество вспышек.
У Владимира сжалось сердце: он подумал, что фашисты применили какое-то новое оружие. "Сказать или не сказать в полку?" - думал он после посадки. Решил не говорить. Зачем ребятам портить настроение, и так всем нелегко. Кроме того, могут сделать нежелательный вывод: паникер, скажут, Константинов. А с паникером разговор короток. О нем, может, не подумают, знают, штурман он смелый, воюет отменно, но зачем рисковать, зачем репутацию портить? А главное - настроение людям.
Ночь прошла, день, опять ночь приближается. А настроение так и осталось подавленным. На стоянку пришел и молчит, на шутки летчика не отвечает. И вдруг подходит Бурмистров. Сдержан, как и обычно, но бодр, даже, пожалуй, весел. Спрашивает;
- К полету готовы, товарищи?
- Готовы, - вразнобой отвечают летчик и штурман. Уверенно, бойко вроде бы отвечают, но комиссара не проведешь. Вопрос, как говорится, в лоб:
- Замечаю, Константинов, что-то унылый ходишь, поникший. Почему?
Тут уже не отвертишься, тут, хочешь не хочешь, а отвечать надо.
- Прижимают нас немцы, - вздыхает Владимир, - вон куда уже подошли... А самое главное...
И Владимир рассказал об увиденном. А Бурмистров вдруг рассмеялся:
- Константинов! Это же наши "катюши", а официально, как их называют теперь, гвардейские минометы.- Перестав смеяться, спрашивает: - А в полку ты кому-нибудь говорил? Нет? А почему?
- Побоялся...
- Как же не стыдно тебе, Константинов! Ты же комсомолец...
Вот так он всегда. И заметит, и успокоит, и вдохновит. Стоит Владимир и улыбается: легко ему, хорошо, камень с сердца свалился.
31 июля - незабываемый день. Владимир потерял своего друга, своего командира Алешу Жукова. Это произошло на аэродроме близ хутора Верхне-Царицынский. А начался день обычно, даже лучше обычного. Перед обедом Бурмистров зашел в сарай, где экипажи отдыхали после ночной работы, предложил:
- Друзья! Есть небольшой бредешок, после обеда можно съездить на рыбалку. Кто хочет?
- Все хотят! - улыбнулся Жуков.- Едем, товарищ комиссар.
День теплый, безветренный. Донская Царица обмелела, местами пересохла, превратилась в отдельные водоемы. Завели бредешок, в хвосте завозилась щука, Владимир схватил ее, поднял.
- Смотрите!..
Рыбина изогнулась, вырвалась, блеснула на солнце и... нет ее, опять ушла в воду. Стоит Владимир красный, смущенный. Неудобно перед друзьями.
- Не беспокойся, Володя, - говорит Жуков, - поймаем, уйти ей некуда.
Щуку так и не поймали, но зато наловили другой рыбы, помельче. Пообедали, отдохнули еще немного, и рабочая ночь началась. Обычная ночь. Константинов и Жуков летали на бомбардировку и разведку вражеских войск по дорогам в районе пунктов Верхне-Набатовский, Верхне-Бузиновка, Манойлин. Видели сильный бой на берегу Дона: немцы теснили наши войска.
Выполнив три вылета, экипаж готовится к четвертому. Подошел капитан Морковкин.
- Новое боевое задание: пройти вдоль Дона от пункта Калач до Голубинского, посмотреть, где немцы навели переправы и где наводят. Будем бомбить.
Морковкин и Константинов, устроившись под крылом, прокладывают маршрут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103