Мы их всех спонсорами кличем.
— И много таких спонсоров?
— Да кто хочет, тот и приходит, — разъяснил шахтер, — люди приходят, кто кусок хлеба принесет, вечером бабка пришла с пирогом. Казаки муку возят, вон из городской администрации тоже машина приезжала, на железную дорогу.
— А Черяга от кого приехал?
— Мы что, знаем? Приехали «Жигули», вышли два парня, хлеб вынесли и колбасы два батона.
Шахтер замолчал, как будто припоминая.
— Ну точно, — сказал он, — вот как они колбасу доставали, так тут этот джип и подлетел. Мы еще на колбасу смотрели, а на джип — нет.
— И куда же делась «шестерка»? — спросил Денис.
— Да бог с вами! Как стрельба началась, там второй парень внутри сиделвдарил по газам, и привет! Багажник не успел закрыть.
— Эта «шестерка» раньше приезжала? — спросил Денис.
— Да вроде, да.
— Черягу вы первый раз видели?
— Может, и видел, — неуверенно сказал шахтер, — да, точно видел! Он еще с нами водку пил вчера. Невеста у него!
Зевнул и сказал:
— Вы чего нас-то задерживаете, а? Вы бы тех гадов задержали, которые по рабочему народу стреляют! А то сидят, директоров охраняют. А директора нашу кровь сосут!
— А что же вы тогда директоров-то не громите? — спросил Черяга, — вы бы не на рельсы ходили, а к особнякам.
— Ага! К особнякам! — сказал шахтер. — У них там бандиты и менты купленные. А на рельсах мы вроде как хозяева.
Денис вышел из комнаты, поманил за собой пальцем Петракова, который слушал весь диалог, прислонясь к косяку. Из кармана зам. начальника УВД торчала бутылка водки, и никто ему не делал замечания. Видимо, привыкли.
— Насчет утренней иномарки — это правда?
— Да, — сказал Петраков, — уже пятый человек то же рассказывает. Иномарка была крутая — видимо, «мерседес», но некоторые говорят — «БМВ». Номеров никто не запомнил…
— Не так много «мерседесов» в городе, — с усмешкой сказал Черяга.
— Но номера были не наши. Ахтарские. Там народу втрое против нашего…
— А сколько километров до Ахтарска?
— Девяносто кеме… считай, сто.
— Вы что тут забыли, товарищ москвич? Журналистов нам мало?
Черяга обернулся. Позади него, широко расставив ноги, стоял начальник УВД.
— Я не журналист, — сказал Черяга. — Я следователь. И у меня убили брата.
— А ты знаешь, — спросил в упор начальник УВД, что твой брат за три месяца два раза привлекался- один раз за вымогательство, другой — за пьяную драку в ресторане?
— А что, это имеет значение? Его не поэтому убили.
— Не возил бы от братвы хлеб шахтерам, — вот и не убили бы.
— Я хотел бы помочь вам в расследовании, — сказал Черяга.
Начальник УВД широко улыбнулся.
— А пошел ты на хрен, москвич! — заявил он.
Звонок о расстреле пикета застиг чернореченского мэра Курочкина в самую неподходящую минуту: Курочкин, несмотря на мирное свое происхождение (в советской жизни он был бухгалтером, а после того владел сетью магазинчиков), страстно любил оружие, и не далее как сегодня вечером один из угольных бизнесменов обрадовал мэра заграничной игрушкой — Аграм-2000. У «Аграма» был красивый, на манер турецкой сабли изогнутый рожок, удобная пластиковая рукоять с выдавленными ложбинами для трех пальцев и короткое тупое рыльце, приспособленное под мощный натовский девятимиллиметровый патрон.
Курочкин сначала вертел автомат в руках, а потом поспешил во двор, прицелился и выстрелил. «Аграм» стрелять не захотел, и Курочкин было разобиделся, но тут оказалось, что господин мэр спьяну просто не довел до конца рукоятку затвора, и подвижные части умного механизма автоматически блокировались.
Курочкин передернул затвор, и вскоре обширное мэрское подворье огласилось хриплым лаем автоматной очереди, так что встрепенулись и загавкали псы в соседних домах, а бдящие соседские охранники, наоборот, прислушались и тут же расслабились: опять товарищ мэр изволил пулять в нарисованного на стене Гайдара.
— От так! — приговаривал Курочкин, точными очередями, по два-три патрона, высаживая обойму в кирпичную стену, освещенную прожектором, — от так!
— Геннадий Владимирович! Вас срочно! — затеребил мэра охранник с трубкой в руке.
— Ну кто там? Алло!
Трубка зачавкала что-то непонятное, и на лице Курочкина изобразилось живейшее изумление.
— Двое? Насмерть? Сейчас буду! Курочкин в возбуждении повернулся к своему заму:
— Ты представляешь, Анастасий! Какие-то бандиты пикет обстреляли! Двое мертвых, трое раненых, выяснишь, где живут, отвезешь семьям еду, собери передачу качественную, рыбку красную, вон, со стола возьми, чего не доели. И по триста рублей из фонда администрации… или нет, двести рублей отвезешь, нехай им хватит.
— А кто же стрелял-то? — с изумлением спросил зам.
— Найдем! Найдем и три шкуры сдерем! И тут в кармашке у мэра зазвонил сотовый.
— Курочкин слушает.
— Про пикет слыхал?
— Кто говорит? — закричал Курочкин.
— Слушай сюда, харя. Не кончишь с забастовкой, следующая пуля будет для тебя, въехал?
— Кто говорит? — отчаянно возопил Курочкин, но трубку уже бросили.
— Твою мать! — сказал бледнеющий мэр.
Мир внезапно поблек, трехэтажная усадьба как-то съежилась в размерах, и даже заграничный пистолет-пулемет «Аграм» больше не казался символом преуспеяния, навроде золоченой шпаги французского аристократа, а напоминал о бренности бытия.
Было уже четыре часа утра, когда Денис Черяга подъехал на своем «мерсе» к одноэтажному домику на окраине Чернореченска. Свет в домике еще горел: заслышав шум автомобиля, на крыльцо вышла сухонькая, маленькая женщина с седыми волосами и серыми большими глазами.
— Мама! — позвал Денис. Женщина неверными шажками сошла с крыльца и ткнулась Денису под мышку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12