И не потому, что у каждого
должно быть какое-либо высокое положение, уверял он меня. Просто должно
быть что-нибудь, чем называли бы друг друга при обращении люди: доктор,
профессор, инженер, редактор... Мой воинский статус облегчит мне задачу
вступления в мир Империума.
Вошел Винтер, неся в руках нечто, напоминающее хрустальный шар.
- Ваш головной убор, сэр, - сказал он, сияя. То, что было у него в
руках, оказалось стальным хромированным шлемом с гребнем и позолоченным
плюмажем.
- Боже праведный, - изумился я, - уж не переборщили ли вы здесь?
Я взял шлем, он был легок, как перышко. Подошел портной, водрузил
шлем на мою голову и вручил пару кожаных перчаток.
- Вы должны их иметь, старина, - сказал Винтер, заметив мое
удивление. - Вы же драгун!
- Вот теперь вы само совершенство, - удовлетворенно сказал Беринг. На
нем был темно-синий мундир с черной оторочкой и белыми знаками различия. У
него был представительный, но отнюдь не чрезмерный набор орденов и
медалей.
Мы спустились в рабочий кабинет на первом этаже. Я обратил внимание,
что Винтер сменил свою белую форму на бледно-желтый мундир, богато
украшенный серебряными позументами.
Через несколько минут сюда спустился и Рихтгофен, его одеяние
представляло собой нечто вроде фрачной пары с длинными фалдами
приблизительно конца девятнадцатого века. На голове у него красовался
белый берет.
Я чувствовал себя превосходно и с удовольствием взглянул еще раз на
свое отражение в зеркале.
Дворецкий в ливрее распахнул перед нами стеклянную дверь, и мы вышли
к поданному нам автомобилю. На этот раз это был просторный желтый фаэтон с
опущенным верхом. Мягкие кожаные желтые сиденья полностью гасили тряску.
Вечер был великолепный. В небе светила яркая луна, изредка
заслоняемая высокими облаками. В отделении мерцали огни города. У
автомобиля был очень мягкий ход, а двигатель работал так тихо, что был
отчетливо слышен шелест ветра в ветвях деревьев, растущих вдоль дороги.
Беринг догадался взять с собой небольшую флягу, и пока нас подвезли к
железным воротам летнего дворца, мы успели несколько раз приложиться к
ней. Цветные прожектора освещали сад и толпы людей, заполнявших террасы.
Мы вышли из автомобиля и прошли в зал для приемов через гигантский холл,
мимо множества гостей.
Свет массивных хрустальных бра отражался на вечерних платьях и
мундирах, шелках и парче. Осанистый мужчина в малиновом костюме склонился
перед прелестной блондинкой в белом. Стройный, затянутый в черное, юноша с
бело-золотым поясом сопровождал леди в золотисто-зеленом платье в
танцевальный зал. Смех и разговоры тонули в звуках вальса, струящихся
неизвестно откуда.
- Все отлично, - рассмеялся я, - но только где же чаша с пуншем?
Я нечасто позволяю себе надраться, но когда уж решусь, то не признаю
полумер. Я чувствовал себя великим и хотел, чтобы это чувство как можно
дольше не покидало меня. В этот момент я не чувствовал ни ссадин после
падения, ни негодования из-за моей бесцеремонной задержки. А завтрашний
день меня нисколько не волновал. Чего мне не хотелось, так это увидеть
кислую физиономию Бейла.
Вокруг меня все говорили, о чем-то спрашивали меня, знакомились. Я
обнаружил, что один из гостей, с которым я разговорился, не кто иной, как
Дуглас Фербенкс-старший. Я увидел графов, герцогов, военных, нескольких
принцев и, наконец, невысокого широкоплечего мужчину с загорелым лицом и
усталой улыбкой, как будто ему хотелось послать всех к чертям. В этом
мужчине я, в конце концов, узнал сына Императора.
Я важно прошелся возле него несколько раз, словно у меня в кармане
было не меньше миллиона. Кроме того, легкое опьянение лишило меня обычной
тактичности, и я заговорил с ним.
- Принц Вильям, - начал я. - Мне сказали, что династия
Ганновер-Виндзор правит в этом мире. Там, откуда я родом, все мужчины
Ганноверского и Виндзорского домов - высокие, очень худые и хмурые.
Принц улыбнулся.
- А здесь, полковник, эта ситуация изменена. Конституция требует,
чтобы наследники-мужчины женились на женщинах из народа. Это делает жизнь
наследника не только намного более приятной - ведь выбор красавиц из
народа очень большой, - но и поддерживает жизнеспособность династии. А
время от времени при этом случайно появляются счастливые коротышки, такие,
как я.
Толпа влекла меня все дальше, я шутил, ел бутерброды, пил все подряд,
начиная с водки и кончая пивом. И, конечно же, танцевал со всеми
обворожительными девушками. Впервые в жизни многие года посольской
толкотни оказались полезными. Печальный опыт, добытый в ночных бдениях,
когда я стоял с рюмкой в руке от захода солнца до полуночи, накачивая
представителей других дипломатических миссий, которые в свою очередь
думали, что накачивают меня, позволил мне пить, не напиваясь.
Но все же я решил выйти на свежий воздух, в темную галерею, выходящую
в сад. Я облокотился на каменный парапет, взглянул на звезды, ожидая, пока
не уляжется звон у меня в голове.
Я снял белые перчатки и расстегнул верхнюю пуговицу тугого кителя.
Ночной бриз легко струился над темными газонами, донося запах цветов.
Позади меня оркестр играл нечто, напоминающее вальсы Штрауса.
Старею, - подумал я, - а, возможно, просто устал.
- Неужели у вас есть причины для усталости, полковник? - раздался за
спиной у меня спокойный женский голос, словно прочитавший мои мысли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47