Вообще-то в американской судебной системе подозреваемый изначально считается невиновным — дабы избежать предубеждения со стороны присяжных. В данном же случае, ярлык «Унабом-бера», которым сразу же заклеймили Качинского, несомненно, мог послужить серьезной помехой для независимого расследования и последующего законного суда. И все же большинство американских газет и журналов, как и ФБР, связывали имя Теда Качинского с «Унабомом».
Профессор политологии Монтанского университета Мартин Вайнштайн верно заметил, что, судя по информации, появившейся в газетах еще до суда, не похоже было, что подсудимый предстанет перед беспристрастным судом присяжных.
Другим примером тайного сговора прессы и ФБР был сам судебный процесс, где скрывавшие свое имя и «приоткрывавшие тайну на условии полной анонимности» федеральные агенты заранее настраивали публику на то, что Качинский, несомненно, «Уна-бомбер»; также они «проговаривались» прессе о довольно сомнительных фактах, которые, кстати, должны были всплыть только в процессе суда.
У прессы не было возможности проверить эти заявления, но, тем не менее, в газетах продолжали публиковать их — безо всяких разъяснений или комментариев.
«Думаю, что поступать таким образом — незаконно, — заметил профессор Юридического университета штата Огайо Дэвид Гольдбергер, — однако эта беда характерна для всего нашего законодательства».
В министерстве юстиции отвечают, что никто не застрахован от утечки информации. Однако тот факт, что брат Качинского пытался связаться с правительством (через адвоката Энтони Бисче-льи), держался в тайне целых три месяца, и с тут никакой утечки не произошло.
Необходимость осудить Качинского и тщательно спрятать любые связи с какими-то отдельными людьми или организациями очень напоминает другие впечатляющие преступления с такой же ужасающей рекламой и воздействием на общественное подсознание.
Подобные процессы происходили и раньше — после арестов Ли Харви Освальда, Артура Бремера, Сирхана Сирхана и вышеупомянутых Берковица и Рэя.
Спустя несколько дней после того, как Качинского задержали, я попытался привлечь его внимание через окно тюрьмы в Хелене — я высоко держал картонный плакат. Качинский жестами показал мне, что хочет, чтобы я навестил его, и вскоре после этого я уже входил в комнату для свиданий окружной тюрьмы Льюис и Кларк.
В те дни о Качинском говорило пол-Америки. Самые крупные американские журналы, Time и Newsweek, опубликовали его фотографии на обложке.
Однако в камере для свиданий было абсолютно пусто. Ни одного репортера, ни одного эколога-активиста, ни одного просто любопытствующего. Я был один.
Шериф посоветовал написать мне записку Качинскому, чтобы получить его согласие на визит к нему, что я сразу же и сделал. Однако, так как его почта тщательно контролировалась оплачиваемыми ФБР юристами, я не могу с уверенностью сказать, получил он ее или нет. Собственно говоря, я в этом сильно сомневаюсь, учитывая то, что он через окно показал мне знаками, что с радостью увидится со мной. Судя по всему, как я и подозревал, мое письмо было задержано его «защитниками».
КОЗЕЛ ОТПУЩЕНИЯ
С Качинским произошли странные изменения. С фотографий, сделанных во время ареста, глядит сравнительно молодой, крепкий и независимый мужчина.
19 апреля 1996 года, на слушании дела, несмотря на несколько недель проведенных им в тюрьме, Качинский был гладко выбрит, аккуратно подстрижен и стильно одет. И глядя на него даже не верилось, что до этого он долго жил в хижине среди монтанских лесов.
Но на следующих слушаниях можно было увидеть совсем другого Качинского — словно постаревшего разом на десять лет. И когда я увидел фотографию этого нового, укрощенного и безвольного Кашински, мне невольно вспомнились стихи Элиота: «Кто обрезал льву крылья, обкорнал ему гриву и подрезал когти?».
Лев стал пуделем. Не было ли причиной этих изменений — вплоть до полной потери воли — то давление, которое на него оказывали в тюрьме?
Одним из мифов, который усердно распространяли ФБР и пресса, было то, что Качинский — «задвинутый» тип, абсолютно за собой не следящий (от него дурно пахнет, и он одевается как придется) и в довершение всего страдающий паранойей.
На самом же деле, Шерри Вуд, библиотекарь в Линкольне, отказавшаяся дать агентам ФБР список книг, которые брал читать Качинский, вспоминала о нем, как о прекрасном человеке. Ее сын Дэнни, называвший Качинского просто «дядя Тед», рассказал репортеру, что тот всегда приходил в город одетым очень прилично, и ничем от него вовсе не пахло. Дэнни любил его, да и вообще математика в городе уважали многие.
Даже в Seattle Times от 5 апреля признавали, что «большинство людей в Линкольне уверены, что он ничего не совершал».
Один из учителей Качинского, математик Мичиганского университета профессор Джордж Пиренян, сказал в интервью: «Я очень уважаю его. И знаю, что на факультете к нему с уважением относились все. Собственно, я горд тем, что знаком с ним».
Сразу после ареста власти постарались настроить общественность на негативное и презрительное отношение к Качинскому. Монро Фридман, специалист по правовой этике из университета Хофстра, отмечал: «Они карают этого парня даже без должного суда. Не проведя расследования и даже не представив дело на рассмотрение суда, они уже сейчас заковали его в колодки и выставили на забаву толпе, на позор, стыд и насмешки».
Среди всех оскорблений и нападок на Качинского в прессе более всего заслуживает внимания реакция профессора Йельского университета Дэвида Гелертнера, автора книги «Зеркальные миры», и комментатора Роберта Блая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173