он наверняка был уверен, что ему нечего бояться
меня, бессильного, запутавшегося в сети, концы которой он и ему
подобные надежно держат в руках.
Как бы там ни было, я снова испытывал душевный подъем.
Почему? Задумавшись над этим, я пришел к выводу, что причиной
был Эрмс - не из-за его пустой болтовни, конечно же, этой
видимости радушия и внимательности, которым я на минуту поверил
только потому, что очень этого хотел, а из-за подсмотренного в
дверях, ибо если - так примерно выглядел ход моих мыслей - он,
занимая такой пост, был агентом тех, это значило, что можно
ввести в заблуждение, обмануть и перехитрить Здание в самом
сердце его, в кардинальных узлах, а потому далеко ему до
абсолютной безошибочности, и всеведение его - лишь плод моего
воображения. Это, само по себе мрачное, открытие отворяло передо
мной лазейку, пожалуй, самым неожиданным для меня образом.
На полпути в Секцию Поступлений я вдруг задумался. Они
хотели, чтобы я туда пошел, поэтому следовало поступить иначе,
дабы вырваться из заколдованного круга заранее предусмотренных
для меня действий. Куда я мог, однако, пойти? Никуда - и он
прекрасно об этом знал. Оставалась только ванная. В конце
концов, она была не таким уж плохим выходом. Там я мог в тишине
и одиночестве подумать, переварить события, уже слишком
многочисленные, попытаться связать их в одно целое, взглянуть на
них под иным углом зрения, наконец, хотя бы просто побриться. А
то с этой колючей щетиной я слишком выделялся среди сотрудников
Здания, и кто знает, не из-за особого ли приказа они все делают
вид, что совершенно этого не замечают?
Я поднялся на лифте вверх, в ту ванную, в которой недавно
обнаружил бритву, забрал ее оттуда и вернулся вниз - к себе, как
я назвал мысленно это место.
Перед самой дверью моей ванной комнаты мне вдруг
показалось, что когда я в задумчивости первый раз уходил от
него, Эрмс упомянул, что мне не мешало бы побриться. Не
предвидел ли он и эту альтернативу? Я долго стоял в коридоре,
тупо уставившись на белую дверь. Так, значит, не входить?
Но, в конце концов, от этого действительно ничего не
зависело! Я мог, впрочем, побрившись, сидеть здесь в уединении
сколько захочу - уж этого-то он наверняка заранее предусмотреть
не мог!
Я вошел осторожно, хотя и привык к пустоте, которая
всегда здесь царила.
Передняя с зеркалом на стене освещена другой, вроде бы
более сильной лампой, но может быть мне это только показалось. Я
отворил дверь в комнату с ванной и почти тут же закрыл ее: в ней
кто-то был. Какой-то человек лежал почти на том же самом месте,
что ранее и я, рядом с ванной, подложив под голову полотенце.
Первой моей мыслью было уйти, но я ее отмел. "От меня ожидают,
что я убегу,- решил я.- Это было бы самым естественным, а потому
- я остаюсь".
Так я и поступил. Я на цыпочках двинулся к спящему, но
когда с шумом споткнулся о порог, он даже не вздрогнул. Он спал,
как убитый. С того положения, с которого я на него смотрел - со
стороны головы, которая находилась в каком-нибудь метре от моих
ног,- даже если бы я видел его раньше, то все равно узнать бы не
смог. Впрочем, у меня не создалось впечатления, что я его когда-
то встречал. Он был в штатском, без пиджака, которым укрылся до
пояса. Снятые туфли стояли перед ванной. Поверх слегка
испачканной у манжет рубашки в полоску он носил тонкий свитер.
Под голову он сунул кулак, обернутый полотенцем, и бесшумно
шевелился в мерном ритме спокойного дыхания.
"Какое мне до этого дело? - подумал я.- Есть ведь и
другие ванные. Я могу в любой момент переселиться, куда захочу".
Это я говорил себе, чтобы успокоиться. На самом же деле мысль о
переезде была, собственно говоря, смешна, ибо что мне было
переносить, кроме самого себя?
Я решил воспользоваться тем, что он спит, и побриться. В
этом поступке вроде бы не было ничего предосудительного или
недозволенного.
Принесенную бритву я положил на полочку под зеркалом. Мне
пришлось перегнуться над лежащим на полу человеком, чтобы взять
мыло из пластмассовой сеточки над ванной. Пустив в умывальник
струйку теплой воды, я бросил взгляд в сторону спящего, но он
по-прежнему никак не реагировал, и я отвернулся к зеркалу. Мое
лицо выглядело действительно не очень приятно, напоминая лицо
каторжника. Щетина сделала его темнее и при этом как бы худее.
Вероятно, еще три-четыре дня - и у меня была бы уже борода. Лицо
я намылил с некоторым трудом, потому что кисточки не было, зато
бритва оказалась очень острой. Человек на полу теперь мне уже
совсем не мешал, поскольку я погрузился в размышления - во время
бритья мне всегда хорошо думалось - о своей нескладной судьбой.
Итак, что же со мной происходило?
Посещение командующего Кашебладе закончилось поручением
мне некой миссии.
После осмотра помещений с коллекциями был арестован
первый офицер-инструктор, затем исчез второй, оставив меня один
на один с открытым сейфом, после чего туда пришел шпион, я
убежал, случайно наткнулся на старичка в золотых очках, после
его смерти имело место самоубийство следующего, уже третьего по
счету офицера, затем визит в часовню с телом. Я вынудил аббата
Орфини дать мне номер комнаты Эрмса, потом был Прандтль, мухи в
чае, исчезновение инструкции, отчаяние, затем ошибочное ("Нет,-
вмешался я в ход собственных рассуждений,- не будем делать
заключения заранее"), не ошибочное, не просто так, пребывание в
архиве, затем секретариат какого-то должностного лица, к
которому меня пустили, сцена у адмирадира с разжалованиями и
пощечинами и, наконец, второй разговор с Эрмсом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78