Не было здесь
недостачи и в поддельных насекомых - эти последние, выполненные
с совершенством, какое может себе позволить лишь могущественная,
располагающая любыми средствами разведка, занимали целиком
четыре ряда стеклянных шкафов. Адъютант не спешил с
объяснениями, словно был убежден, что собранные в столь
громадном количестве вещественные доказательства говорят сами за
себя, и только тогда, когда я среди множества экспонатов готов
был пропустить какой-то, достойный внимания, он делал в его
направлении предупредительный жест рукой. Одним из таких
движений он привлек мое внимание к кучке маковых зерен, лежащей
на белом шелке и находящейся под стеклом, искусно отшлифованном
таким образом, что непосредственно над кучкой маковых зерен
прозрачный покров, утолщаясь, переходил в мощную лупу, заглянув
в которую, я увидел, что зернышки мака, причем все без
исключения, были слегка выщерблены. Изумленный, я повернулся к
лейтенанту с новым вопросом, но он лишь сочувственно улыбнулся и
развел руками в знак того, что ничего сказать мне не может, а
его оттененные усиками полноватые губы, зашевелились, беззвучно
произнося слово "секретно". Лишь у следующих дверей, распахивая
их передо мной, он обронил:
- Занимательные у нас здесь трофеи, не так ли?
Эхо наших шагов разнеслось по залу с еще более
великолепным убранством. Я поднял голову. Всю стену напротив
занимал гобелен: превосходная композиция, выдержанная в
оранжевых и иссиня-черных тонах, изображающая какой-то важный
государственный акт. Адъютант после некоторого колебания указал
мне на подстриженные черные бачки, которые явно были когда-то
частью парадного одеяния одного из сановников, давая при этом
понять, что они принадлежали разоблаченному лично им агенту.
Из-за колонны повеяло холодом, что свидетельствовало о
близости широкой анфилады. Я уже не разглядывал экспонаты,
ошеломленный, потрясенный, в растерянности шел следом за моим
проводником мимо их искрившихся от яркого света россыпей, мимо
экспозиций вскрытия сейфов, искушения, проделывания отверстий в
каменных стенах, продырявливания гор и осушения морей, поражался
многоэтажными махинами, предназначенными для дистанционного
изучения мобилизационных планов, для превращения ночи в
искусственный день и наоборот. Мы прошли через зал с огромными
хрустальными колпаками, посвященный подделке солнечных пятен и
планетных орбит. Вплавленные в толщу какого-то драгоценного
камня, сверкали снабженные этикетками и разъяснительными шифрами
имитации созвездий и фальсификаты галактик.
У стен бесшумно работали мощные вакуумные насосы,
поддерживающие высокое разряжение и сверхнизкий уровень
радиации. Только в таких условиях могли существовать, не
распадаясь, поддельные атомы и электроны.
От избытка впечатлений голова у меня шла кругом.
Бландердаш, несомненно, понимал мое состояние, ибо предложил,
чтобы мы направились к выходу. Перед дверями с номерным знаком
мы вскрыли печать на верхнем кармане его мундира, и он извлек
конверт с нужным сочетанием цифр и паролем, лишь после чего мы
смогли открыть дверь.
Где-то в середине пути через Отдел Экспозиций я начал
мысленно готовить комплименты, которые я выскажу после осмотра
этой грандиозной коллекции, теперь, однако, я не мог выдавить из
себя ни слова. Видимо, Бландердаш понимал причины моего
молчания, поскольку не делал попыток его нарушить.
Так, молча, мы дошли до лифта, у которого к нам
приблизились два молодых, как и он, секретных офицера. Отдав
честь, они вежливо извинились передо мной и отозвали лейтенанта
в сторону.
Произошел короткий обмен фразами, за которым я наблюдал,
опершись плечом на стену. Бландердаш, казалось, был слегка
удивлен. Подняв брови, он стал что-то говорить выглядевшему
более старшим офицеру, но тот сделал отрицательный помотал
головой, быстро указал локтем в мою сторону. На этом сцена
закончилась.
Адъютант, не попрощавшись со мной, удалился вместе со
старшим офицером, младший же приблизился ко мне и объяснил, с
предупредительной вежливой улыбкой, что он должен проводить меня
в Отдел Эн.
У меня не было никакой причины воспротивиться этому. Мы
уже входили в распечатанный лифт, когда я спросил о моем
предыдущем цицироне.
- Как, простите? - спросил офицер.
Он приблизил ухо к моим губам, прижав при этом руку к
груди, словно у него заболело сердце.
- Ну, Бландердаш... его, наверное, отозвали по службе? -
Затем я добавил: - Я знаю, что не должен спрашивать...
- Ну что вы,- поспешно проговорил офицер. Медленная
многозначительная усмешка растянула его тонкие губы.- Как вы
сказали? - задумчиво спросил он.
- Извините?
- Это имя...
- Бландердаш? Ну, как же, ведь так зовут этого адъютанта,
не правда ли? Я ведь не ошибся?
- О, конечно же, нет,- быстро проговорил он.
Усмешка его становилась все более многозначной.
- Бландердаш,- пробормотал он.
Лифт замедлил движение перед тем как остановиться.
- Ха... Бландердаш... ну-ну, давайте.
Я не мог определить, к кому, собственно, относилось это
"ну-ну, давайте" - возможно, ко мне, поскольку как раз в этот
момент он отворил дверь. Я бы много дал, чтобы знать это, но мы
уже быстро шли по коридору, направляясь к одной из череды
блестящих лакированных белых дверей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78