К этому времени Раиса Сергеевна немного успокоилась и даже договорилась с никогда не просыхающим соседом Мишей — он согласен был за бутылку утопить щенков. Она решила оставить одного щенка для того, чтобы у Джерри не начался мастит, и она побыстрее восстановила свое здоровье.
— Ладно уж, — ворчала хозяйка, — Если никто не возьмет, выброшу твоего выродка на помойку.
Дядя Миша так спешил поскорее получить в награду вожделенную бутылку, что перепутал щенков и вместо кобелька оставил сучку.
— Да что ж ты натворил, негодяй?! — возопила Раиса Сергеевна, когда на другой день обнаружила, что оставленный белый щенок — девочка, — Вот мерзавец, алкаш несчастный!
Но изменить что-либо уже было нельзя, щенок остался и скоро превратился в маленькую копию своего папаши Четмана. Только глаза у щенка были не узенькие, а круглые и широко расставленные.
По счастливой случайности щенок не был выброшен на улицу. Сам Бонус принял в нем участие и подарил его охраннику своей фирмы, Алику. Алик назвал ее Даной и был своей собакой вполне доволен.
…Время шло. И вот морозным днем в самом начале января Дана ощенилась. У ее живота шевелилось семь туго набитых созданий, похожих на крысят. Их отцом был отличный черно-белый бультерьер Шер-Хан, привезенный из Чехословакии, и было похоже, что «французская» кровь их бабушки в щенках почти не проявится.
Каких-то два года прошло с тех пор, как в городе появился Четман, а бультерьеров развелось довольно много. Теперь город переживал настоящий бум, связанный с собачьими боями. Их никто не разрешал, но еще никто и не успел запретить. Вроде не криминал, не уголовщина… Тогда еще никто не сравнивал боевых собак с оружием.
С некоторых пор в город стали привозить из Туркмении свирепых среднеазиатских овчарок — алабаев, против которых не могла устоять ни одна порода. Это были достойные противники бультерьеров — огромные лохматые монстры с клыками леопардов и рычанием льва. Они вызывали в собаках инстинктивный страх сродни тому, который возникает у них при встрече с волком. Только бультерьеры, эти бесстрашные маньяки битвы, могли, вероятно, противостоять им, даже если им суждено погибнуть в огромных челюстях азиатов.
II. Пусть он будет Крисом
Меня зовут Яна. Я люблю собак наверное с самого рождения. В моей семье все любили животных, и у нас всегда жили собаки. Сначала маленький и задиристый фокстерьер Чарли, потом дог Том, потом овчарка Гера. Не говоря уж обо всех дворовых и бездомных собаках, которых я кормила, лечила и пристраивала в добрые руки. В юности, помимо собак, у меня появилась еще одна страсть — я начала писать стихи. Я с увлечением посещала литературное объединение при университете. Мне кажется, стихи были неплохие. О любви и о природе. Я и сейчас нахожу их изредка в своих старых бумагах. И они мне нравятся. Как я могла так написать о любви, если в те времена еще совсем не знала ее? Вот теперь я знаю, кажется, о любви все, но больше уже не пишу стихов. А в то время меня частенько печатали в газетах и даже журналах. Еще у меня хорошо получались сочинения, особенно на свободную тему. Так что к окончанию школы мне даже в голову не пришло подумать о какой-то иной профессии — ведь все вокруг говорили: «Ты такая талантливая, тебе одна дорога — на журналистику!» Почему-то все считали, что на факультете журналистики можно выучиться на профессионального поэта или прозаика. Но академическая теория настолько, видимо, убила мою поэтическую душу, и к окончанию университета, научившись резво писать статейки и интервью, я совершенно перестала писать стихи. А может быть, поэзии стало меньше в моей жизни… И первая — классически несчастная, и вторая любовь, завершившаяся вполне благополучным браком, прошли как-то без лирических стихотворений. Еще студенткой, я много писала в газеты, меня заметили, и проблем с распределением у меня не было — я попала в престижную городскую газету.
Мой муж, Фарит, тоже журналист — он пишет фельетоны для юмористического журнала. Но познакомились мы не во время учебы и не в редакции. А на собачьей площадке. Самое смешное было в том, что мы целый год встречались на этой площадке, но друг друга не замечали. Но в тот день, когда я гуляла со своей злобной стареющей овчаркой Герой, а он — с французским бульдогом Диком, Гера набросилась на Дика, и пока мы их разнимали и извинялись друг перед другом, то успели познакомиться и с удивлением узнали, что оба принадлежим к журналистскому племени. Не случайно лицо Фарита показалось мне очень знакомым — конечно же, мы не раз встречались на всяческих пресс-конференциях и тусовках. Да и сложно было бы его не заметить: он был этакий высокий черноглазый красавец с обаятельной улыбкой. В общем, я влюбилась. Вскоре мы поженились и у нас стало две собаки.
Гера долго не могла смириться с тем, что в семье появился еще один пес — маленький, черный, громко хрюкающий и храпящий по ночам. Не сразу, но они все же подружились.
Наш сын Тимур родился и влился в эту слюняво-шерстистую собачью суету. Мы, конечно, пытались оградить его от собачьих тарелок и изжеванных мячиков, но это удавалось не всегда. Родители с обеих сторон были в шоке, и пытались научить своего внучонка мыть руки после того, как он тронет собаку. Зато мы разрешали Тимурке гладить на улице любую бездомную собаку и никогда не кричали ему в ужасе: «Не трогай, укусит!» И его уже не удивляло — когда мама или папа притаскивали в дом очередного нежданного питомца.
Короток собачий век… В двенадцать лет Гера стала настоящей старушкой: она плохо видела и плохо слышала и однажды, погнавшись за собачонкой, попала под машину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57