Помяни мое слово, она еще непременно выкинет какую-нибудь подлую штуку.
Черт любит потешаться над бедными.
Мистер Мак-Кинли бредет, не подымая головы, пока глаза не натыкаются
на тяжкие, гранитные, во всю ширину взгляда, ступени. Он поднимает голову -
перед ним храм, ни души вокруг. Неожиданно м-р Мак-Кинли поднимается в этот
торжественный и гулкий полумрак; скамьи, алтарь, немногочисленные свечи
перед статуей Марии. Он заходит в тень от колонны и понуро опускается на
край скамьи.
Мистер Мак-Кинли горбится, отчего виднее становится выпирающий близ
лопатки, слева, обушок топора. Так вот куда привели его разногласия с самим
собою!
Некоторое время спустя появляется священник. Кто подал ему сигнал о
ночном госте? Неслышно и как бы колеблясь, он зигзагами приближается к
сидящему Мак-Кинли. Благообразная внешность и ясный взор придают его
молодому лицу и фигуре осанку старшинства.
С в я щ е н н и к. Я давно слежу за вами. Если вы пришли молиться...
М а к - К и н л и (вздрогнув). Я пришел думать.
С в я щ е н н и к. Думать в храме - значит просить совет у неба, а вы
смотрите вниз, во тьму. Могу ли я помочь вам?
М а к - К и н л и (заносчиво). Э, знаете что... вам лучше не ходить со
мною в ночной лес, отец!
С в я щ е н н и к (с улыбкой). Для тьмы у нас имеется испытанный
светильник. Так о чем же ваши недоумения?
Судя по всему, м-ру Мак-Кинли непривычно вести такие разговоры.
М а к - К и н л и. Я искал: должно ли зло непременно предшествовать злу
или...
Мучительная для м-ра Мак-Кинли пауза.
С в я щ е н н и к. Что или? Уточните свои обстоятельства, сын мой, чтобы
мне скорее найти вас в ваших потемках.
Д и к т о р. Он стесняется, ваша милость... брякнуть боится что-нибудь
неподходящее в таком строгом месте.
С в я щ е н н и к. Ничего, откройтесь... Дайте свету войти в вашу душу!
М а к - К и н л и (впервые так волнуясь на протяжении фильма). Ладно,
вот... Я солдат, прошел сквозь огонь, кровь, любое дерьмо. И я, заметьте,
смирный солдат, за мной не числится особых подвигов, но у меня главная медаль...
я бы сказал, за кроткое поведение. Я всегда считал, так меня учили: значит, богу
нравится, чтобы каждый из-за дерева подстерегал ближнего с дубиной... Но я
полагал, что в грозную, последнюю минуту он пощадит детей. Нехорошо, святой
отец, что малышам так часто приходится оплачивать зверство старших. И хотя уж
давно стало очевидно, куда покатился мир, но я все твердил себе: "Рано, рано,
погоди..." Все путался: становится душа злою лишь по совершении зла или от одной
мысли о злодействе? И вот я пришел спросить: надо ли непременно ждать и
позволить злу убить законное число детей, чтобы затем получить право обезвредить
его?
Бесстрастное дотоле лицо священника оживает, зрачки его чернеют,
властнее становятся руки, привычные к наслаждению - усмирять разбушевавшиеся
стихии...
С в я щ е н н и к. Вы имеете в виду зло, происходящее от частных лиц,
финансовых корпораций или всей нашей... нередко порицаемой социальной системы в
целом, сын мой? О каких именно правах думаете вы?.. и о каких способах
предварительного пресечения подразумеваемого зла? (Указав взглядом на мадонну.)
Не будем омрачать святую тишину и пречистый лик произнесением слова,
обозначающего кровавое и неправомерное насилие меньшинства. И возьмете ли вы на
себя ответственность, даже в ваших нынешних сумерках, безошибочно отличить ложь
от истины? И не легче ли для вас доверить суд и возмездие в этом вопросе богу
своему и государству?.. Почему вы замолкли?
Д и к т о р (несколько солдатским тоном виноватого смущения). Он думает
сейчас, ваше преосвященство, что нынешнее государство соблюдает не мораль, а
лишь бухгалтерский расчет да полицейский порядок...
М а к - К и н л и (неожиданно страстно). И вообще оно вмешивается лишь по
совершении зла. Значит, добро должно слышать детский крик, призыв на помощь - и
ждать, терпеливо ждать за дверью, пока не созреет зло?
С в я щ е н н и к. Да... иначе ваше добро становится злодеянием! Во всяком
случае, кто смеет различать их назначение и присвоить себе высшее знание,
которое в полном объеме принадлежит лишь единому существу во вселенной?
М а к - К и н л и (раздумчиво подняв на него глаза). Вы полагаете, о н
получает, по крайней мере, наши земные газеты?.. Вот бы узнать, что он думает, к
примеру, о водородной бомбе!..
Долгая пауза. Священник стоит с закрытыми глазами.
С в я щ е н н и к (холодно и строго). Это вечный наш искуситель мучает вас
на сон грядущий. Придите со своим бременем завтра, при солнце: уж ночь...
М а к - К и н л и. Э, дорогой отец, завтра у меня хлопотливый день, будет
некогда и, может быть, уже бесполезно. (Поднимаясь.) Но, впрочем, мне пора, и вы
достаточно убедили меня, святой отец.
Лишь по его уходе священник бросается вслед.
С в я щ е н н и к. Остановитесь там, человек, не бегите!.. В чем, в чем я
убедил вас?
Священник выбегает на паперть. Мокрый после недавнего дождя, теперь
совсем уже осенний ветер тотчас обминает рясу на его длинном сухощавом теле.
Поздно, никого нет... Только сверкающую от дальнего фонаря световую дорожку
на сырой брусчатой мостовой пересекает все та же, что трижды попадалась м-ру
Мак-Кинли, разряженная, с вихляющими бедрами блудница. Все мокро кругом, все
шевелится от пронзительного ветра, кроме нее одной. Что-то бесконечно
древнее в финикийском разрезе ее глаз, изобилии перстней на пальцах, в
громоздкости головного убора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38