Я, изволите понимать, в винном угаре, а Варнавка мне, знаете, тут мне по-своему, по-ученому торочит, что «тогда ведь, говорит, вон и мани факел фарес Мани факел фарес (правильно: мене, текел, перес) – слова, по библейскому преданию появившиеся на стене зала, в котором пировал вавилонский царь Валтасар во время осады города персами. Призванный на пир пророк Даниил разъяснил смысл этих слов: «мене – исчислил Бог царство твоё и положил конец ему; текел – ты взвешен на весах и найден очень лёгким; перес – разделено царство твоё и дано мидянам и персам» (Книга пророка Даниила, V, 26-28).

было на пиру Вальтасаровом написано, а теперь, говорит, ведь это вздор; я вам могу это самое сейчас фосфорною спичкой написать». Ужасаюсь я; а он все дальше да больше: «Да там и во всем, говорит, бездна противоречий…» И пошел, знаете, и пошел, и все опровергает; а я все это сижу да слушаю. А тут опять еще эти го-марго, да уж и достаточно даже сделался уязвлен и сам заговорил в вольнодумном штиле. «Я, говорю, я, если бы только не видел отца Савелиевой прямоты, потому как знаю, что он прямо алтарю предстоит и жертва его прямо идет, как жертва Авелева …и жертва его прямо идёт, как жертва Авелева… – Ср.: «И призрел Господь на Авеля и на дар его. А на Каина и на дар его не призрел» (Бытие, IV, 4-5).

, то я только Каином быть не хочу, а то бы я его…» Это, понимаете, на отца Савелия-то! И к чему-с это; к чему это я там в ту пору о нем заговорил? Ведь не глупец ли? Ну, а она, эта Данка Нефалимка Данка Нефалимка… – Здесь игра слов: Данка – уменьшительное от имени Дарья; Дан и Нефалим – сыновья Иакова (см. прим. …потомство отца Захарии, которого бог благословил яко Иакова, а жену его умножил яко Рахиль. – По библейскому преданию, родоначальник израильского народа Иаков (Израиль) имел двенадцать сыновей, в том числе от второй жены, Рахили, двоих – Иосифа и любимого сына Вениамина (Бытие, XXX, 22-24; XXXVI, 24).

).

, Бизюкина-то, говорит: «Да вы еще понимаете ли, что вы лепечете? Вы еще знаете ли цену Каину-то? что такое, говорит, ваш Авель? Он больше ничего как маленький барашек, он низкопоклонный искатель, у него рабская натура, а Каин гордый деятель – он не помирится с жизнию подневольною. Вот, говорит, как его английский писатель Бирон изображает… Вот, говорит, как его английский писатель Бирон изображает… – Каин в одноимённой драме Байрона изображён бунтарём.

» Да и пошла-с мне расписывать! Ну, а тут все эти го-ма-го меня тоже наспиртуозили, и вот вдруг чувствую, что хочу я быть Каином, да и шабаш. Вышел я оттуда домой, дошел до отца протопопова дома, стал пред его окнами и вдруг подперся по-офицерски в боки руками и закричал: «Я царь, я раб, я червь, я бог «Я царь, я раб, я червь, я бог!» – строка из оды Г. Р. Державина «Бог».

!» Боже, боже: как страшно вспомнить, сколь я был бесстыж и сколь же я был за то в ту ж пору постыжен и уязвлен! Отец протопоп, услыхав мое козлогласие, вскочили с постели, подошли в сорочке к окну и, распахнув раму, гневным голосом крикнули: «Ступай спать, Каин неистовый!» Верите ли: я даже затрепетал весь от этого слова, что я «Каин», потому, представьте себе, что я только собирался в Каины, а он уже это провидел. Ах, боже! Я отошел к дому своему, сам следов своих не разумеючи, и вся моя стропотность тут же пропала, и с тех пор и доныне я только скорблю и стенаю. Повторив этот рассказ, дьякон обыкновенно задумывался, поникал головой и через минуту, вздохнув, продолжал мягким и грустным тоном:
– Но вот-с дние бегут и текут, а гнев отца протопопа не проходит и до сего дня. Я приходил и винился; во всем винился и каялся, говорил: «Простите, как бог грешников прощает», но на все один ответ: «Иди». Куда? я спрашиваю, куда я пойду? Почтмейстерша Тимониха мне все советует: «В полк, говорит, отец дьякон, идите, вас полковые любить будут». Знаю я это, что полковые очень могут меня любить, потому что я и сам почти воин; но что из меня в полку воспоследует, вы это обсудите? Ведь я там с ними в полку уж и действительно Каином сделаюсь… Ведь это, ведь я знаю, что все-таки один он, один отец Савелий ещё меня и содержит в субординации, – а он… а он…
При этих словах у дьякона закипали в груди слезы, и он, всхлипывая, заканчивал:
– А он вот какую низкую штуку со мною придумал: чтобы молчать! Что я ни заговорю, он все молчит… За что же ты молчишь? – восклицал дьякон, вдруг совсем начиная плакать и обращаясь с поднятыми руками в ту сторону, где полагал быть дому отца протопопа. – Хорошо, ты думаешь, это так делать а? Хорошо это, что я по дьяконству моему подхожу и говорю: «благослови, отче?» и, руку его целуя, чувствую, что даже рука его холодна для меня! Это хорошо? На Троицын день пред великою молитвой я, слезами обливаясь, прошу: «благослови…» А у него и тут умиления нет. «Буди благословен», говорит. Да что мне эта форменность, когда все это без ласковости! Дьякон ожидал утешения и поддержки.
– Заслужи, – замечает ему отец Захария, – заслужи хорошенько, он тогда и с лаской простит.
– Да чем же я, отец Захария, заслужу?
– Примерным поведением заслужи.
– Да каким же примерным поведением, когда он совсем меня не замечает? Мне, ты, батя, думаешь, легко, как я вижу, что он скорбит, вижу, что он нынче в столь частой задумчивости. «Боже мой! – говорю я себе, – чего он в таком изумлении? Может быть, это он и обо мне…» Потому что ведь там, как он на меня ни сердись, а ведь он все это притворствует: он меня любит…
Дьякон оборачивался в другую сторону и, стуча кулаком по ладони, выговаривал:
– Ну, просвирнин сын, тебе это так не пройдёт! Будь я взаправду тогда Каин, а не дьякон, если только я этого учителя Варнавку публично не исковеркаю!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17