И вот пришел следующий класс; прочитали молитву; учитель сел за стол; сделалась тишина. Многих из нас занимало, спросит или не спросит нынешний раз новый учитель Калатузова; а он его как раз и зовет.
- Вы нам, кажется, - говорит, - обещали прошлый раз что-то выучить?
Калатузов нехотя, что называется как вор на ярмарке, повернулся, наклонился в один бок плечом, потом перевалился на другой, облокотился кистями обеих рук о парту и медленно возгласил:
- Точно, я вам это обещал.
- Что же вы знаете? - спросил учитель.
Для Калатузова это был вопрос весьма затруднительный; ему было безразлично, о чем бы его ни спросили, потому что он ничего не знал, но он, нимало не смутившись, равнодушно посмотрел на свои ногти и сказал:
- Я все знаю.
- Все?
- Да, все, - еще спокойнее отвечал Калатузов.
Учителю стало необыкновенно весело, а мы с удовольствием и не без зависти заметили, что Калатузов овладевал и этим новым человеком и, конечно, и от него будет пользоваться всякими вольностями и льготами.
- Но есть же что-нибудь такое, - спросил его учитель, - что вы особенно хорошо знаете?
- Нет, мне все равно; я все одинаково знаю, - отвечал, нимало не смущаясь, Калатузов.
- Но, верно, есть что-нибудь такое, что вам особенно приятно рассказать. Я хочу, чтобы вы сами выбрали.
- Извольте, - отвечал Калатузов и, бесцеремонно нагнувшись к своему маленькому соседу, взял в руки географию, развернул ее, взглянул на заголовок статьи и сказал:
- Пруссию.
- Вы лучше всего знаете Пруссию?
- Да, Пруссию, - отвечал Калатузов.
- Потрудитесь начинать.
- Извольте, - отвечал Калатузов и, глядя преспокойно в книгу, начал, как теперь помню, следующее определение: "Бранденбургия была", но на этом расхохотавшийся учитель остановил его и сказал, что читать по книге вовсе не значит знать. Калатузов бросил книгу на стол, дал в обе стороны два кулака сидевшим около него малюткам и довольно громко сказал; "Подсказывай"... Молодой учитель смотрел на всю эту проделку с видимым удовольствием. Его это смешило и тешило. Два маленькие мальчика, боявшиеся своего огромного соседа, оба зажужжали: "Бранденбургия была первоначальным зерном Прусского королевства". Так излагались сведения о Пруссии в нашей географии.
Жужжавшие наперерыв друг пред другом мальчики подсказывали, однако, неудовлетворительно. Калатузов пригинался то к одному из них, то к другому и, получая вместо определительных слов какое-то жужжание, вышел, наконец, из терпения и сказал:
- Один подсказывай.
Соседний мальчик оправа внятно произнес ему:
- Бранденбургия была первоначальным зерном Прусского королевства.
- Довольно, - сказал Калатузов; с этим он откашлянулся, провел пальцем за галстуком, поправил рукой волосы, которые у него, по офицерским же правилам, были немного длиннее, чем у всех нас, и спокойно возгласил:
- Пруссия есть зерно.
- Как зерно? - переспросил изумленный учитель.
- Так написано, - отвечал Калатузов.
- Но позвольте же узнать, как же это? Есть зерна ржаные, овсяные, пшеничные. Какое же зерно Пруссия? Калатузов подумал и, сделав кислую гримасу, отвечал:
- Я вам не могу объяснить этого, какое это чертово зерно.
Вот этот-то умник Калатузов во время тайного разговора в четверг Лазаревой недели и говорит:
- Пустяки, - говорит, - есть физическая возможность, чтобы нас отпустили завтра утром; мне, - говорит - нет ничего легче доказать вам эту физическую возможность.
Мы стали просить, чтоб он нам ее доказал.
- Сегодня вечером, - начал внушать Калатузов, - за ужином пусть каждый оставит мне свой хлеб с маслом, а через полчаса я вам открою физическую возможность добиться того, чтобы нас не только отпустили завтра, но даже по шеям выгнали.
- Выгонят по шеям!.. - У нас даже ушки от этого запрыгали.
- Только надо, чтоб кто-нибудь взялся сделать одно дело, - продолжал Калатузов.
- Страшное? - спросило разом несколько голосов.
- Ну, не очень страшное, - отвечал Калатузов, - но таки рискованное.
- Рискованное? - крикнул тоненьким голоском маленький, чистенький и опрятный мальчик, который был необыкновенно красив и которого все в классе целовали.
Он назывался Локотков.
- Рискованное? - воскликнул Локотков. - Я берусь за всякое рискованное дело.
Локотков был у нас отчаянною головой: он употреблялся в классе для того, чтобы передразнивать учителя-немца или приводить в ярость и неистовство учителя-француза. Характера он был живого, предприимчивого и пылкого.
Локоткову удавалось входить в доверие к учителю французского языка и коварно выводить его на посмешище, уверяя его во время перевода, что сказать: "у рыб нет зуб" невозможно, а надо-говорить: или "у рыбей нет зубей", или "у рыбов нет зубов" и т. п.
Кончалось это обыкновенно тем, что Локоткову доставался нуль за поведение, но это ему, бывало, неймется, и на следующий урок Локотков снова, бывало, смущает учителя, объясняя ему, что он не так перевел, будто "голодный мужик выпил кувшин воды одним духом".
- Одним духом невозможно пить, monsier Basel(Господин Базель (франц.).), - внушал с кротостию учителю Локотков.
- Taisez-vous(Молчите (франц.)), - сердито кричал француз и, покусав в задумчивости губы, лепетал:- Мужик, le paysan(Мужик (франц.)), выпил кувшин воды одним... шагом. Да, - выговаривал он тверже, вглядываясь во все детские физиономии, - именно выпил кувшин воды одним шагом... нет... одним духом... нет: одним шагом...
И раздавался снова хохот, и monsier Basel снова выписывал Локоткову Zero(Ноль (франц.)). И вот это-то веселый, добродушный мальчик вызвался совершить рискованное предприятие.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Рискованное предприятие, которое должно было спасти нас и выпустить двумя днями раньше из заведения, по плану Калатузова заключалось в том, чтобы ночью из всех подсвечников, которые будут вынесены в переднюю, накрасть огарков и побросать их в печки:

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11