Собственно, они делали так и прежде, но тогда Томочка все же сопротивлялась, а теперь она давала Сидоркину полную свободу действий. И он решился. Он поднял ладони немного повыше и, захватив дрожащими пальцами резинку ее колгот, потянул их вниз. Чуть ниже он ощутил еще одну резинку, и, поняв, что это уже трусики, захватил и их. Он потянул все книзу, до середины ее бедер, до колен, и только тут Томочка его остановила. Под его ладонями было ее совершенно голое тело, он гладил, он ласкал ее курчавые волосики и снова поражался - Томочка не сопротивлялась. Значит, можно и дальше? Мысль эта снова обожгла Сидоркина. Он стал торопливо и как-то суетно расстегивать брюки, почему-то быстро не получалось, словно это были вовсе и не его брюки. Наконец, он расстегнул их. И что дальше? Если отпустить их, они упадут до самых щиколоток, то-то будет у него вид. А как иначе? Черт его знает. Сидоркин сунул руку вниз, и, не снимая трусов, вытащил на свободу своего разгоряченного героя. Кол-колом, он торчал прямо вверх. И Сидоркин направил его к Томочкиным бедрам и чуть не взвыл, когда коснулся ее горячего живота. От восторга. Сидоркин стал тыкаться в Томочку. Туда, где были курчавые волосики, где было так влажно, пальцами он чувствовал это. Ноги девушки были сжаты и ничего не получалось. Сидоркин инстинктивно надавил коленом, он хотел раздвинуть ее ноги, но мешали ее трусики и колготы, которые крепким валиком обхватывали ее колени. И вдруг Сидоркин почувствовал, что Томочка сама пытается раздвинуть ноги. Настолько, насколько позволяет ей ситуация. И Сидоркин, словно боясь, что она передумает, снова возобновил поиски контакта. Он толкался вперед и вперед, он стал помогать себе пальцами и вдруг понял, что попал. Самым кончиком своего естества, но попал. Томочка охнула и Сидоркин зашептал какие-то горячие слова, он бы, наверное, умер с горя, если бы девушка в эту минуту дернулась бы куда-нибудь в сторону и лишила бы его с таким трудом завоеванных позиций. Но нет. Она не только не оттолкнула его, а сама стала двигаться бедрами к нему навстречу. И Сидоркин задвигался. Он чувствовал, что ее тесная, влажная пещерка словно обволакивает головку его дружка. Сидоркин толкал его вперед и вперед, но увы, одежда ужасно мешала, получалось, что он оставался где-то совсем на поверхности. Сидоркин чуть не зарычал, он обхватил голую попку Томочки и потянул к себе. Это был прогресс. Но все равно, большая часть его дружка оставалась не у дел. И так, задыхаясь от восторга, уткнувшись носом в воротник ее пальто, в ее шею, в ее волосы, Сидоркин двигал бедрами, одновременно притягивал ее к себе руками за попку. Два чувства распирали его душу. Восторг и досада. Восторг от того, что он понимал, что впервые в жизни он овладевает девочкой. Досада от того, что он чувствовал, что проникает в нее так неглубоко и что больше просто невозможно. А так хотелось. Сидоркин слышал, что Томочка тихо постанывает и жарко и страстно дышит. И вдруг она задрожала, приглушенно вскрикнула и повисла на его руках. Сидоркин чуть не заорал от переполнявших его чувств. Она что, кончила? Он сделал так, что она кончила?
Неужели? Он считал, что все так плохо, а она уже кончила? Фантастика! И он задвигался еще быстрее, еще резче. О, как хорошо. О, как здорово! И вдруг Сидоркин почувствовал, что сейчас. Вот сейчас. Но, видимо, Томочка все же была опытнее его и тоже это почувствовала. Она совсем чуть-чуть отодвинулась и, о, ужас, они разъединились. Сидоркин успел поразиться тому, каким неглубоким был их контакт, раз она так легко ушла от него. И в ту же секунду тугая струя семени выплеснулась из Сидоркина. Куда вперед, на ее живот, на ее одежду. И еще одна. И еще. Сидоркин не смог сдержать тихого стона. Он навалился на Томочку. Теперь он удерживал ее, а она его. Хорошо, что за ее спиной была стенка, иначе бы они упали. Наконец, Сидоркин отдышался и стал понимать, что произошло. Ничего себе! Вот это да! Он поимел Томочку. Теперь она его девушка. Невыразимое чувство гордости распирало его. Захотелось быть сильным. Захотелось быть великодушным. - Давай, я тебе помогу, - прошептал Сидоркин и попытался подтянуть вверх трусики девочки. - Я сама, - почему-то воспротивилась она. Он понял, что она рассмеялась. - Ты как? - спросил он тихо, наблюдая, как она одевается. - Что "как"? - Ну, это... Ты кончила? - он удивился, что так легко произносит это слово. - А то ты не понял, - она шептала едва слышно. - А ты скажи. Мне приятно это слышать. Ты кончила? Кончила, кончила. Вот только ты забрызгал меня всю. - А чего же ты отодвинулась? - А аборт ты будешь делать? - Говорят, иногда можно и не бояться. - Так то - иногда. - А сегодня - не "иногда"? - Нет. - А когда будет "иногда"? - Я тебе скажу. С этого вечера их свидания стали совершенно другими. Площадка у двери на чердак стала обителью их любви. И каждый раз Сидоркин огорченно чувствовал, что не проникает в нее полностью, так, как ему хотелось бы. Он все время уговаривал Томочку снять полностью колготки и трусики, но она не позволяла. - А вдруг кто-то подойдет? - шептала она тревожно. - Положи в карман пальто, - шептал он, радуясь своей находчивости. - Нет, - непонятно почему упиралась Томочка. Однажды он попытался даже уложить ее, но она чуть не заплакла и больше он не настаивал. Несколько встреч были особенно сладостными. Это было когда она тихонько шептала ему прямо в ухо, что сегодня можно. Она, хитрюга, делала это тогда, когда они уже двигались вовсю. От этих ее слов Сидоркин кончал почти мгновенно. Прямо туда, в ее влажную щелочку. Правда, в ней, видимо, ничего не оставалось и все вытекало на бедра и Томочка долго вытиралась каким-то платочком.
1 2 3 4 5 6