Я понял, что говорить этой постели: "Прощай!" время еще не пришло.
Вынужден был согласиться и по этому поводу мы открыли шампанское.
Удивительная все-таки штука эта жизнь!
Ну, кто мог бы мне сказать еще полтора года назад, что все в моей жизни так перевернется? Что буду я сопредседателем регионального петербургского банка, заместителем генерального директора многопрофильной фирмы "Альфа", членом директоров российской биржи цветных металлов? Что буду притормаживать свой новенький кремовый "Плимут" на углу евского и Восстания в ожидании сигнала светофора?
И тем не менее, все это так и есть. И это все я, Руфин Сергеевич Караваев, в недавнем прошлом майор комитета госбезопасности, сле- дователь по особо важным делам Управления по борьбе с организованной преступностью Ленинградского КГБ, тридцати семи лет от роду. От всего этого на поверхности остался только рост - сто девяносто сантиметров.
Еще недавно, защищая общественный порядок и Его Величество Закон, я мог сутками искать решения шарад, закрученных преступным миром, лезть под пули и, смущенно потупя взор, ждать скупой похвалы сурового начальства. Теперь я сам загадываю ребусы тому же КГБ и, надо сказать, за это платят мне гораздо лучше. И тачка эта, как сказали приятели-гаишники, всего только третья во всем Питере, тоже результат одного такого "рекбуса", как говорил Райкин. Это же надо было эшелон с танками за бугор сплавить! Кто-то на такой же операции сгорел, мы - проскочили!
Мигнул желтый, поехали. Сворачиваю направо и в среднем ряду с полным соблюдением правил дорожного движения следую по Невскому. Как легко идет, собака, после нее "Волга" кажется танком. Кстати о собаках. У меня проблема: повязать мою Умку из породы королевских догов, имеющую великолепную родословную, с не менее заслуженным кобелем из той же породы. Варианты есть, есть выбор, но нужно попасть в яблочко!
Время четырнадцать тридцать, а мой рабочий день уже кончился.
Впрочем его никто и не устанавливал, требуется, дело. Есть оно сегодня и у меня, но, честно говоря, повязать даму, разве это дело? Мои товарищи... Я до сих пор чувствую себя в отпуске. Хотя и теперь- еще нет-нет да и проснусь среди ночи в ожидании вызова... И засыпаю, облегченно вздохнув, - больше его не будет.
Вышел я на этого Шмиклера совершенно случайно. Разочек его силуэт мелькнул среди тысяч страниц многотомного дела. Даже непонятно, почему я за него зацепился? аверное, просто потому, что дело в очередной раз зашло в тупик и надо было хоть что-то делать. Я возился с ним месяца два, пока не нашел парочку мелких промашек, которые, тем не менее, могли вывести на очень глубокие выводы по их организации, ворочавшей десятками миллионов. В ценах девяностого года.
Беседовать с Моисеем Давидовичем было сплошным удовольствием. Его маленькие голубые глазки с выгоревшими на средиземно-морском солнце рыжеватыми ресницами, поблескивали иронией и сарказмом, в них было столько ума, что, порой, становилось завидно. Из дела о нем я всего, разумеется, узнать не мог, но был в его биог- рафии печальный фант, когда он за мошенничество получил три года, лагерей. Другие поделыцики получили гораздо больше, но Моисей не отсидел и своих. Вышел через три месяца. а память осталась крошечная наколка на пальце: "МШ". Он, конечно, не мог не понимать, что я со своими, скажем так, относительно скромными способ- ностями, но с хваткой волкодава, все равно ему матку выверну.
И он намекнул на возможность хорошего разговора вне стен моего офиса.
Надо сказать, что к этому времени я вполне созрел для смены ориентиров и перемены вех. Все, во что я верил, вылетело в трубу под самыми благими и демократическими лозунгами. Вместо плохих законов появились никакие. Вместо плохого государства - никакое. Верх начала брать даже не мафия, а уголовная шпана. А мафия тихой сапой, я чувствовал это кожей, брала себе одну позицию за другой. И в КГБ тоже. Работать становилось бессмысленно. Тут-то Моисей мне и намекнул.
Время было к ужину, а во рту целый день ни росинки, вот мы и сели в его низенький скромный "Мерседес", списанный, как он говорил, в американском консульстве и доставшийся ему подешевке.
Документы у Моисея можно было не проверять, они всегда были в порядке.
Мотор тихо урчал, приборная доска в темноте поблескивала цветными стрелками, а Моисей Давидович неспеша, задушевно и убежденно развивал простенькую мысль о том, что государства, ко- торому я когда-то что-то обещал, больше нет и никогда не будет, что это не следствие заговора или дворцового переворота, от которых его следовало бы защищать, а естественная эволюция общества, основанная на обычной глупости, так называемых, народных масс, которых просто и эффектно провели за нос умные ребята, что теперь эти ребята набирают силу и скоро сделают так, что самые гнусные уголов- ники из сферы экономических преступлений, согласно новой системе моральных ценностей, станут национальными героями тех же самых одураченных народных масс. И очень много воды утечет, пока эти массы поймут, что их одурачили и тогда они снова захотят и девятьсот пятого и семнадцатого года. о поезд уже уйдет, а история никогда не повторяется. Он, Моисей Давидович лично, убежден, что У меня вполне достаточно здравого смысла, чтобы не воевать с ветряными мельницами, а потому у него ко мне есть дело.
А дело это заключается в том, что его организации нужны мои знания петербургского чрева, мои связи в КГБ и УВД, мои юридические знания и опыт контрразведки.
- Мы с Вами работаем уже два месяца, - продолжал Моисей,
- Я не оговорился, работаем мы с Вами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25