Только пальчиком поманите, и за вами побежит любой.
Только не те, кого хочу я.
Да, — он совсем понизил голос, — даже те, кого вы хотите.
Она глядела на него во все глаза, боясь поверить тому, что было написано у него на лице.
Пол, вы считаете, что я скрываю от вас правду?
— Я не знаю, что и подумать! Единственное, что я знаю точно, это, что я не хочу, чтобы вы оказались лгуньей.
О, Пол! — Глаза ее наполнились слезами. Я должна вам кое-что рассказать.
Зазвонил телефон, и она с досадливым восклицаньем сняла трубку. Это был ее отец, и голос ее сразу зазвучал настороженно.
У телефона секретарь мистера Моллинсона.
А с вами говорит отец секретаря мистера Моллинсона! — По голосу было слышно, что Лоренса Лэнгема это забавляет.
Я не выдам тебя, Энн, не бойся, но мне хотелось бы поговорить с Полом.
Мистер Моллинсон здесь. Подождите, пожалуйста, одну минуту. — С пылающими щеками она передала трубку через стол. — Вам звонит Лоренс Лэнгем.
Пол схватил телефон и оживленно заговорил. Слушая разговор, Энн имела возможность понять, насколько хорошо Пол был знаком с ее отцом и вообще какие у них отношения. Хотя Лоренс Лэнгем и вырос в театральной среде, но то, что в течение многих лет он был кумиром публики, придало ему некоторую надменность, манеру держать себя на определенном расстоянии от людей, которое лишь немногие могли сократить. Судя по долгой дискуссии и тому, что и как во время нее говорилось, Пол явно принадлежал к этим немногим. Когда он, наконец, положил трубку, лицо его раскраснелось и, как всегда, когда он нервничал, он закурил сигарету и глубоко затянулся.
— Что за человек! Гений! Слава Богу, он жив! Он стал ходить по комнате и говорить, а Энн слушала как зачарованная. Немногим дочерям, думала она, дано услышать свободное, от души излагаемое мнение о своем отце. Так, как сейчас она слушала Пола.
— Вам надо было бы видеть его в роли Карло из “В тисках”. Он был великолепен… Я считаю, что он лучший актер века. Если вы еще здесь будете, — внезапно сказал он, — я как-нибудь вечером приглашу его после того, как он немного придет в себя, и вы сможете сами убедиться.
— Все еще буду здесь? — удивилась она. — А куда я могу деться?
— Мисс Финк не будет болеть вечно.
— Понимаю. — Энн попыталась, чтобы в ее голосе не прозвучало разочарование и, по-видимому, ей это удалось, потому что он встал из-за стола и отвернулся от нее.
— Так на чем мы остановились, когда позвонил Лори?
— Вы собрались начать работать. Он потер себе щеку.
— Нет, не собирался. Я вспомнил. Мы говорили о вас.
— Я не хочу говорить о себе.
— Минуту назад вы охотно соглашались на это. А теперь что, снова сердитесь на меня за что-то?
— Я совсем не сержусь на вас. Просто не можете же вы все время менять свое отношение в к людям, а потом ждать от них, чтобы они вас понимали. Сначала вы разговариваете с ними как с живыми существами, а спустя мгновение они для вас уже прошлая история.
— И как же, вы считаете, я отношусь к вам?
Она тряхнула головой.
— Половина на половину.
— И какую половину вы предпочитаете?
— Деловую, — решительно ответила она. — Я не вижу в вас реального живого человека.
— Ох, я этого не переживу.
— А правда часто тяжела. — Она постучала по клавишам машинки. — Я готова работать.
И, поймав ее на слове, Пол начал работать в жестком темпе, и этот день задал ритм всей недели. Она так часто задерживалась сверх рабочих часов, что не могла видеться с отцом каждый вечер и должна была удовлетвориться телефонными звонками в отель. От матери она узнала, что они решили зимой не возвращаться в коттедж, а снимать меблированную квартиру около Гайд-Парка.
Много раз, сидя с Полом за работой, Энн испытывала желание рассказать ему правду, но страх потерять его, если она это сделает, заставлял ее молчать. Это свое молчание она не хотела анализировать даже наедине с собой.
Десять дней спустя после возвращения отца, в пятницу днем Энн задала Полу вопрос, который мучил ее целую неделю:
— Почему вы поменяли возраст Фрэнка, и теперь это не молодой юноша, а человек средних лет?
— Потому что два молодых неудачника для одной пьесы многовато, публика это не проглотит. Она задумалась над этим объяснением.
— Тогда почему вы сделали такой несчастливый конец? Почему вы не дадите им возможности простить друг друга и начать все сначала?
— Потому что я имею дело с реальной жизнью, — резко ответил он. — Мэри-Джейн не захочет иметь с Фрэнком ничего общего, когда выяснит, что он тоже врет.
— Но если она его любит, то простит.
— Нельзя любить человека, которого не существует на свете. А все, что Мэри-Джейн знает о Фрэнке, на самом деле мираж. Он — ничто, по крайней мере совсем не тот, за кого себя выдавал.
— Тогда я считаю, что она его вообще не любит.
— Вы слишком наивны и простодушны, — ответил Пол и обратился к вошедшей с чаем Смизи. — Как, по вашему мнению, Смизи, мисс Лестер очень простодушна?
— Ну и что в этом плохого? — Экономка передала тарелку с бисквитами. — Пора, чтобы в этом доме появилось хоть немного простодушия!
В дверь позвонили, и она повернула голову в ту сторону.
— Это, наверное, миссис Браун, когда я шла сюда, то видела, как подъехало такси.
— Могли бы оставить дверь открытой.
— Ей не повредит немножко подождать! Смизи вышла из комнаты, и Энн налила чай в две чашки.
— Я так понимаю, что сегодня днем вы больше работать не будете?
Пол взял из ее рук чашку.
— Нет. Не буду. После чая можете уйти. Вошла Сирина и замерла на пороге, демонстрируя выход звезды. Ее голубое, под цвет глаз платье так тесно облегало фигуру, что были видны все контуры ее тела:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62