Мой смех вызвал у них радость с оттенком самодовольства. Уж они-то знали, что сумеют развеселить меня. Они поминали об этом еще много дней спустя. Лой сказала, что яйцо дал старый сапожник с улицы Винтоклас, который тайком держал в чулане кур, о чем не ведали ни военные, ни мэрия. С помощью флирта Лой добыла два яйца, одно для меня, а второе они поделили пополам с Мышью. Сапожник же явно ничего не получил.
— Я — девушка честная, — заявила Лой. — Скажу тебе, однако, — добавила она, — такие наступают времена, что не худо бы повернуть старушку Вульмартис лицом к стене.
В тот вечер, когда пушки смолкли, а мы все не могли заснуть, они рассказали мне про чувственность и про половые сношения. Мама никогда не обманывала меня, просто кое о чем умалчивала. Однако того, что я узнала от нее, оказалось достаточно, чтобы придать убедительности их чудовищным проповедям. Я поверила, почувствовала отвращение и до поры до времени отложила мысли об этом. И тогда я вновь стала что-то ощущать — ко мне возвратился рассудок и своего рода равновесие, ведь мне пришлось измениться для того, чтобы выжить. Не отдавая себе отчета в собственных действиях, я превратила Лой с Мышью в своих наставниц и отчасти в пример для подражания. Если я и смеялась теперь, то яростным смехом беспризорника, как Лой. Я искоса поглядывала по сторонам, как Мышь. Иногда, оставшись наедине с собой, я придумывала шутки, чтобы потом посмешить их. Я делала им прически. Они примеряли мои платья.
В каком же, должно быть, беспорядке пребывает черный дом. Я не встречалась с тетушкой несколько недель. Блюда, которые ей подавали, если было что подавать, скрывались за резной дверью.
— Она-то вообще сумасшедшая, — сказала Лой. — И всегда такой была. Буфетчица говорит, что мадам сидит там, свирепо глядя на обои. К еде еле притрагивается — что ж, нам больше достанется. Ты никогда не пробовала воробьев? — Вовсе не так и плохо.
Но на это я никак не соглашалась.
Однажды в сумерки пушки загрохотали раньше обычного. Девушки прокрались ко мне в комнату.
— Давайте наряжаться, — сказала Мышь.
— Пойдемте на улицу, — сказала Лой.
Ее отвага ошеломила меня и Мышь.
— Куда-нибудь неподалеку. Просто пройдемся по Западной аллее и по улице Винтоклас. Там можно разузнать всякие новости. Разве тебе не интересно, — добавила она, обращаясь ко мне, — что происходит с твоим красавцем-поклонником, с тем офицером из полка Орлов? — Я обо всем позабыла и не поняла, кого она имеет в виду. — Если подняться на Девичий Холм, можно увидеть стены и даже места, где стоит противник, чтоб ему провалиться.
Мышь заверещала от ужаса перед такими выдумками.
— Что вы трусите, — сказала Лой, — благородные дамы все время ездят туда в экипажах и смотрят в бинокли.
— Если лошадей не осталось, откуда бы взяться экипажам? — ехидно сказала Мышь.
— О, их поклонники, благородные господа, берутся за оглобли и служат им вместо лошадей, — весело возразила ей Лой и разделась до сорочки, чтобы нарядиться в мою синюю юбку с лифом, которые нравились ей больше всего.
Она и раньше выходила на улицу, хотя лишь в дневное время, — а иначе откуда бы взялись яйца? Она рассказывала нам о своих приключениях: галантный сержант из ополчения предлагал подарить ей шпильку с бриллиантом и — что куда заманчивей — вульмартовский кекс с весеннего праздника, который не состоялся, если только она позволит ему заглянуть к ней за корсет. Но Лой отказала молодцу и убежала, поскольку была девушка «честная».
Меня они тоже принарядили, а вдобавок нарумянили как и себе щеки и намазали черной краской ресницы. «Да наша малышка Ара просто самая настоящая красотка!»
Мы выпили еще по капельке вина из погребов, а потом отправились на улицу, выскользнув через боковую дверь и пройдя по саду; каждое еще не срубленное дерево было намазано черной краской.
— Там, в стороне Пантеона, что-то горит.
Брраам — прогремели пушки сазо, и мы презрительно расхохотались.
Небо раскололось, но грохот удара послышался за много миль от нас.
Уличные фонари по большей части не горели, ведь масло для них давным-давно иссякло. В частных домах здесь и там виднелись бледные стыдливые огоньки. Казалось, все аллеи до единой пусты, но девушки размеренным шагом продвигались к западной стороне, и я тоже, раскачиваясь меж ними, словно язычок колокольчика.
Я не выходила из дома Илайивы с начала осады. Годы и столетия незаметно промелькнули с тех пор. То ли глоток дешевого вина, то ли витавший над нами запах дешевых духов придал мне бодрости. Прошлое спало с моих плеч, и мы отпихнули его прочь, цокая каблучками, — Мышь одолжила мне пару своих туфель.
На улице Винтоклас ночь пробудилась. Дуэтом сверкали два костра, и солдаты новой армии, ополчения, болтались без дела, а может, прятались возле них с бутылками в руках; что-то поджаривалось на огне и восхитительно пахло. Горожане пришли туда же, просто посидеть или, быть может, поклянчить кусочек мяса. Толпа, но не страшная. Однако Лой, хорошо знавшая повадки солдат, сказала:
— Поосторожней, девочки.
Проявляя большую осмотрительность, мы направились вперед, к границе между темнотой и светом первого костра.
— Кто идет? — окликнул нас грубый мужской голос.
Лой и Мышь захихикали. Но глядели настороженно.
— Да это же просто три райские нимфы, — сказал солдат-ополченец, подойдя к нам. Дубинка и нож висели у него на поясе. От кушака почти ничего не осталось, а повязка из бинтов на голове светилась в темноте, как фосфор. — Я умер и попал в загробный мир.
— Надеюсь, ты прихватил с собой немало свиней-сазо, — сказала Лой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177