— Так это их затея? Этого проклятого короля, который засел у себя на острове среди разврата и грязи? Этой скотины, — он перешел на наш язык, — этого жирного кровососа, который бросил всех нас на погибель ради собственной шкуры, продал нас… изменники… сам король — изменник…
Он отпустил меня. Теперь уже я схватила его за плечи.
— Король не имеет ко мне отношения. Все это никак не связано со мной.
— Кто вы? — спросил он снова. — Вы похожи на Аару. А она походила на… другую женщину. Которая оказалась одной из жертв скотины-короля. — Его глаза обожгли меня пустотой.
Я раскрыла рот, но мне так и не удалось ничего сказать.
Ирменк, о котором мы позабыли, отошел в сторону, как будто от нас пахнуло невероятным холодом, а может, жаром.
— Послушайте, — сказал мне Фенсер на языке нашего родного города, — я не знаю, кто вы. Мне начинает казаться, будто каждая из женщин, которых я встречал на улице, с которыми был знаком или ложился в постель, и есть вы. — Ему удалось взять себя в руки, и он улыбнулся мне. — Помогите, не дайте мне сойти с ума. Откройте ваше имя.
Это притворное спокойствие (его глаза сверкали так же яростно, как разгневанная луна) позволило мне собраться с силами. Как и прежде, через его посредство.
— Я не шпионка. И не состою ни с кем в заговоре.
— Отлично. И утверждаете, будто вы не Аара?
— Я была Аарой в Гурце. Здесь меня зовут Айарой. А мы с вами познакомились в доме моей тетушки, тогда мое имя звучало иначе.
— Что за тетушка? — спросил он как бы между прочим. — Хорошо бы узнать и ее имя.
— Илайива.
— Да, — сказал он. И закрыл глаза. Я сжимала руками его плечи, но, казалось, все живое испарилось из него.
— А я, — сказала я, — ну я же — я.
— Вы.
— Разумеется, вы позабыли. Я была еще маленькая.
— Вас звали Арадия, — сказал он.
Мои силы окончательно иссякли. Я тоже превратилась в существо из праха.
4
Не могу сказать, как долго мы пробыли в этом безвременье, в небытии. Ирменк возвратил нас к действительности. Он тихо, монотонно проговорил:
— Пожалуйста, отведи ее туда, под деревья. Как знать, может, рядом кто-то бродит. Я послежу за дорогой.
— Да, — сказал Фенсер. Его глаза просветлели, он увидел меня и все остальное тоже.
По узенькой тропинке, вьющейся среди кипарисов, мы ушли в тень, скрылись от лучей луны.
— Видишь, как живут беглецы, — тихо сказал он. — Вечно настороже. Может, я и заслужил такую участь. А он нет. — Мы подошли к другой гробнице, небольшой и скрытой зарослями; Фенсер, как любезный кавалер, расстелил плащ и жестом предложил мне сесть. — Ирменк говорил, что этот изверг с «Двексиса» рассказывал тебе о нем. Что ты подумала?
— Если ты счел, что Ирменка осудили несправедливо, значит, так оно и есть.
— Ты все еще ребенок, — сказал Фенсер. И коснулся моих волос, выбившихся из узла.
Его замечание оскорбило меня. Не потому, что оказалось справедливым — во мне действительно еще много осталось от ребенка, — но как он мог принять мою веру в него за детскую неспособность?
Я не стала спорить. И лишь сказала:
— Аара — это тоже я.
— Подобно богине, имеющей множество обличий. Я помню Аару. Цветок, преподнесенный мне судьбой, когда я ждал одних только колючек. Я не заслужил ни того дня в праздник урожая, ни Аары.
Не хочет ли он таким образом сообщить, что у нас с ним все кончено? Похоже на то, уж больно он серьезен и снисходителен. Он стоял рядом с гробницей, отвернувшись от меня и глядя в ночь.
— Ты знал тогда… — заговорила я. И остановилась.
— Я не знал, кто ты на самом деле, Арадия. Я принял тебя за кронианку. И увидел в тебе другую. Илайиву. Самым неожиданным образом ты очень на нее похожа.
— Поэтому ты невзлюбил меня? Потому что я похожа на нее, а все же не она?
— Она мертва.
Его слова резанули меня ножом сквозь темноту. Я сказала:
— Она покончила с собой и бросила нас обоих.
Наступила долгая пауза. А потом он рассказал мне о тюрьме и стражнике, принесшем ему это известие. Его слова послужили лишь дополнением к тому, что я видела во сне. Я бы очень расстроилась, окажись все иначе. Упоминать об этом я не стала.
— А потом, — с тихим вздохом проговорил он, — воины медвежьей армии увезли тебя. Очи. Тебе тогда исполнилось всего… двенадцать лет…
— Четырнадцать. Я должна была искупить грех.
— Такая маленькая. О каком искуплении может идти речь? Ты полюбила человека из вражеского войска и подумала, что согрешила?
Я не могла понять — сказать ему или нет. Полнейшее искупление. Поведать ему о том, как я вычеркнула его имя из списка приговоренных к казни, как вмешалась, сломала и сотворила его заново одним-единственным необдуманным жестом, желая спасти ему жизнь.
Я не успела решиться, не успела раскрыть рта, ведь сердце продолжало биться, нанося удары как кнутом, и я устала, я вконец измучилась, а он уже заговорил:
— Я узнал тебя только здесь, на дороге. И все вспомнил. Такая странная маленькая девочка с длинными шелковистыми волосами, похожими на солнечный свет. Ведь это я сообщил тебе о гибели родителей. Боги мои, до чего же я, верно, стал тебе ненавистен.
Спустя некоторое время я спросила:
— Ты не позволишь мне любить тебя теперь?
Он покачал головой:
— Арадия… Нет. Не надо признаний. Всеми богами молю тебя, не говори, что ты проделала этот путь, разыскивая меня. Подобным мыслям нет места в моей голове. Это фантазия, дурацкая и прекрасная. Ты вполне на такое способна. Я же видел тебя на празднике урожая. Ты походила на вышедшую из чащи робкую лань, она доверчива, но все думает: не убежать ли; у нее глаза богини, и сразу становится понятно, что лань волшебная и душа у нее огненная… Арадия, не вынуждай меня говорить об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177