— произнесла она голосом, похожим на шорох веера.
— Губернатор скрылся. Наверняка кинулся прямиком в объятия своего короля. Кисара грозит прикончить тулийский гарнизон — две сотни мягких, как пудинг, человек, которые сдались к ним в плен. Если это произойдет, разве останется у нас хоть малейшая надежда договориться с Тулией? Ты слушаешь меня, Сидо?
— Да.
— Я просто вне себя. Ретка — единственная наша надежда.
— Да.
— Но что нам предпринять? Даже эта мифическая армия в горах… он отказался вызвать ее сюда. Сказал, если задействовать ее сейчас, начнется паническое бегство.
Последовала долгая пауза. Затем она спросила, не принести ли ему чего-нибудь. Он попросил вина, сказав, что воду пить преступно.
Я не собиралась слушать. Они меня вынудили. Когда разговор прервался, я снова прошла через гостиную, и он опять кивнул мне. Я поднялась наверх к себе, к горячей, как печка, кровати. И легла на нее.
Все это сумасшествие, этот мир и события в нем. Нет, я не хочу понимать. Не хочу учиться.
— Мадам просит вас спуститься и отобедать с ней.
Бледная смущенная горничная застыла в темном дверном проеме, будто привидение; она пришла позвать меня на какой-то химерический пир, одним богам известно на какой.
Меня разбудили так внезапно, что я позабыла, где нахожусь. В Кронии или в городе детства? И что за женщина меня зовет, Воллюс, бабушка Гурца или моя тетушка Илайива?
— Прекрасно, — произнесла я надломленным голосом лунатика.
Стоило мне выразить согласие, как я тут же все вспомнила.
Я вымылась пригоршней горячей, как кровь, воды, надела платье теплого розового цвета и причесала волосы.
Время обеда не было для Сидо чем-то постоянным. На этот раз уже стемнело, и стол накрыли во дворе, чего, как правило, не делали из-за великого множества бабочек, слетавшихся на свет, чтобы там же и умереть, иногда среди них попадались особи размером с птицу, с глазками на крыльях, — увидев их впервые, я окаменела от страха. Для защиты от кусачих насекомых жгли дымные смолы. Сидо лежала на своем диване. Одеваться она не стала и вышла к столу в халате из черного шелка. Но ее шею обвивало несравненной красоты ожерелье из изумрудов и рубинов — полная противоположность ее наряду. Оно походило на жуткий рубец из цветного стекла. Лучи света, исходившего от свечей, пронизывали ожерелье, отблески без устали скакали по навесу и по стенам и рассыпались среди призрачного нашествия насекомых, затмившего собой реальность.
Завидев меня, она тут же сказала:
— Вам нравится мое восхитительное украшение? Мне подарил его в наш медовый месяц Оберис. Мне говорили, что и у королевы в Тули не найдется ничего прекраснее.
Она распустила волосы. Они окутывали ее фигуру и в силу свойственного им гальванизма липли к коже и к шелку, струясь до самого пола.
Подали обед. Еда отличалась сухостью, даже яствам в доме Сидо недоставало влаги. Мы ели, как всегда, молча, но вина она пила больше, чем обычно.
Когда мы перешли к десерту, она отослала слуг.
Своими руками Сидо разделила апельсины на дольки и полила их сиропом из плодов рожкового дерева, а затем передала мне тарелку, словно крестьянка из какой-нибудь хижины. Возможно, когда-то она и была крестьянкой. Разве можно что-нибудь знать наверняка?
— Я выше вас, — сказала она, — и мои платья вам не подойдут, иначе я отдала бы их вам.
Я положила в рот кусочек апельсина. Она смотрела вдаль; казалось, ни малейшей мысли нет в ее взгляде и глаза у нее незрячие. Она за чем-то наблюдает, но что же ей видится? Наши скелеты?
— Ретка, — проговорила она. И, помолчав: — Зулас Ретка.
Потом она взялась за графин, который мы почти осушили, только она пила больше меня, и наполнила наши бокалы. В вине плавали красные ягодки и веточка аниса. Она принялась их разглядывать.
— Помните роман, который читала нам служанка?
Я не ответила, и она внезапно перевела взгляд на меня.
— Да, — сказала я. Я не забыла, как его читали, но содержание стерлось у меня из памяти, за исключением одной фразы…
И тогда она процитировала те самые слова:
— «Дом Ночи». Помните? Я его видела. А однажды он мне приснился.
Я не поняла, о чем она говорит. Эти слова из книги превратились для меня в обозначение состояния ума и духа.
— Что… это такое? — спросила я.
— О, — ответила она, — это тюрьма.
Она посмотрела на остатки вина.
Я ждала.
— Несколько веков назад это место полюбилось завоевателям из Тулии, — наконец сказала она. — Северо-западная часть острова. В романе героя и героиню бросили в эту тюрьму на погибель. Старухи пугают ею детей Лишь мертвецы выходят оттуда на свободу.
Движением, свойственным ящерицам, она подняла осторожный, без единой капли тепла взгляд, моргнула, встала с дивана и вышла из-за стола; ее окутывали текучие струи черных, как ночь, волос.
Затем она рассмеялась, по-прежнему не отводя от меня глаз. Мне показалось, будто мне в горло впились острые когти. Подобно змее перед броском, она бессознательно таит в себе зло. Знай я какой-нибудь магический жест, помогающий отвести беду, я воспользовалась бы им; будь у меня доверие к кому-то из богов… я прошептала имя Вульмартис, на большее я была сейчас не способна. Может, она наслала на меня порчу? Понимает ли она, что делает?
Окруженная зелеными и алыми отблесками, Сидо прошла вдоль дворовой стены, волосы тянулись за ней шлейфом, скользя по плитам; оказавшись возле двери в гостиную, она скользнула внутрь, словно клинок в ножны.
Она уехала в ту короткую ночь. Все пути, ведущие из Эбондиса, теперь тщательно охранялись, но ее карету хорошо знали, и благодаря своему положению Сидо беспрепятственно покинула город.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177