Лишь немногое прихватила она с собой в маленьком лакированном сундучке, но положила в него лучшие из вещей, ставших ее добычей. Я думаю, она так и не сняла ожерелье, а просто прикрыла его шалью. Сидо увезла все свои кольца, но оставила несколько ценных украшений и все платья, даже наряд из серебристой ткани, похожий на свет.
Куда она отправилась, остается вопросом. Мне вспоминается колдунья из старинной сказки, которая взлетела в небеса на запряженной драконами колеснице. Вероятно, с острова еще можно было как-то выбраться. А вдруг одна из бухт не полюбилась тулийцам? Подкупить хозяина рыболовного судна — дело нехитрое.
После отъезда Сидо слуги втихомолку разобрали все, что она побросала, а затем, как я и ожидала, тоже скрылись.
Град ударов, обрушившихся на входную дверь, возвестил о прибытии Ретки и сопровождавших его гвардейцев — я пошла открывать.
Он велел им оставаться на крыльце, а меня увел в дом.
Ретка огляделся по сторонам, скользнул взглядом по лестнице, по комнатам на первом этаже. По мере того как проходили дни, на предметах постепенно проступали отпечатки заброшенности. Я не пыталась этому препятствовать. Я стала лишь гостьей в доме, который все покинули.
— Чувствуете приятную прохладу? — спросил Ретка. — Зима настала. Сидо уехала. Ах, — сказал он, — до чего же безотказны эти солнечные часы.
Он прошелся по дому, составляя в уме опись имущества. Пару раз остановился и что-то положил в карман. Скорей всего, вещи, подаренные им Сидо, которые она не пожелала взять с собой, а может, что-то из собственных принадлежностей, валявшихся в доме. Если Ретка и ворует, то не по мелочам.
— Вам лучше отправиться со мной в здание суда, — сказал он, — здесь ненадежное для вас место.
Я послушалась. Очередные сборы моих личных вещей не заняли много времени.
5
По-моему, комната, которую мне выделили в здании суда, совсем недавно служила кабинетом кому-то из служащих. Рыжеватая штукатурка на стенах, а вид из окна, к счастью, загораживает дерево. Туда принесли и установили в удобном месте кровать и умывальник, письменный стол остался с прежних времен. Ретка извинился, сказав, что не может предложить ничего лучше. Царящие в городе настроения не понравились многим служащим суда, и они укрылись в этом здании вместе с семьями.
Время от времени он обращался ко мне с просьбой переписать набело то или иное письмо. При этом он тоже приносил извинения, хотя уверял, что несколько самых выдающихся в городе дам выполняют такую же работу, а ведь одной из них уже за восемьдесят, правда, почерк у нее до сих пор весьма разборчивый. Содержание этих писем осталось для меня неясным. Тулийский язык в письменном виде нередко ставил меня в тупик, а кроме того, меня не интересовало переписываемое. Полагаю, Ретка не стал бы доверять моему перу что-то особо важное.
Чередой тянулись знойные дни, по неприютной красноватой стене перемещалась тень дерева. Как бы мне хотелось очутиться среди белых стен… или взобраться на это дерево: один взгляд на него действует как омовение. Однако листва уже пожухла, ей не хватало сил ни на блеск, ни на зеленую окраску.
На меня напала лихорадка. Я догадалась об этом потому, что днем вокруг всех предметов возникало подрагивающее сияние, которое по ночам начинало мелькать у меня перед глазами мерцающими вспышками, и тогда мой слух заполняли шорохи и внезапные высокие видимые звуки. Я отчасти верила, что в комнате обитают электрические существа, которые летают с места на место и подают друг другу сигналы.
Исход дня и начало вечера приносили мне наибольшую ясность сознания.
В те часы я с изумлением думала о месте, в которое попала, словно лишь только что заметила, где нахожусь.
Поначалу в столовой среди неуместной роскоши и золотистых парчовых драпировок устраивали обеды, во время которых мне довелось взглянуть на людей, переселившихся, как и я сама, в здание суда. Их лица были мне немного знакомы по встречам в салонах Эбондиса Иногда на обедах присутствовал Ретка. Порой приходил Оберис. В разговорах с ним никто не упоминал о его семейных неурядицах.
Потом обеды прекратились.
Каждое утро мне ставили под дверь графин с водой. Он не всегда оказывался полным. Другие люди отпивали из него, словно мучимые жаждой олени.
В городе сократили норму выдачи воды, зато увеличили объем положенного по пайку вина. Из глубочайших подвалов, овеянных громкой славой, извлекли на свет марочные вина, предназначенные для сиятельных губ, и они растеклись по кувшинам простой черни. (Эти слова я позаимствовала из чьих-то сетований, гремевших на всю лестницу).
Ретка обращался с воззваниями к жителям города с балкона на здании суда. Или в сопровождении всего лишь четверых охранников выезжал на крепкой чалой кобылке на улицы, в самое скопище народа. Теперь только стойкость его духа и ничто иное поддерживала Эбондис.
6
Весь день в городе происходило брожение. В коридоре мне повстречался напуганный секретарь, которые поведал мне хриплым голосом: «В заливе у Кисары заметили несколько тулийских военных кораблей, а затем толпа ворвалась в крепость и перебила всех бойцов гарнизона».
На протяжении дня я потихоньку переваривала эту новость.
В какой-то момент я услышала, как звонят колокола храма Исибри. Но через несколько минут они затихли. Порой со стороны неблагоустроенных улиц и окраинных трущоб долетал гомон, как будто сотни людей вопили от страха и боли, а может, в буйной веселости.
Но птицы среди стоявших на площади деревьев держались твердо, как кремень, и все пели.
Еду приобретали за счет служащих суда, ее приносили к дверям, как и воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177