— Январь? Почему? Оно что, цветет зимой?— Возможно. Хотя у меня ни разу зимой не цвело. Нет, наверное, дело в другом. Но январь имеет какое-то отношение, точно…— Может, не январь, а Янус? — спросил я. — Двуликий бог входов и выходов? Ты всегда это дерево держишь у входа в дом?Я едва не сказал, что Янус якобы приносит удачу.— Может быть, ты и прав. Но не думаю, что оно действительно охраняет дом. Нет, с ним связана какая-то история… Черт, подзабыла. Что-то вроде легенды о мирте.., или о базилике? Ну, ты, наверное, слышал. Дух, живущий в дереве…— Это про мирт. По ночам Венера выходит развлекаться.., или нимфа. А днем прячется в ветвях. Базилик символизирует отсеченную голову. Он пророс через отверстия черепа и сказал юной девушке, что ее возлюбленного убил ее родной брат, а голову спрятал в цветочном горшке.— Угу, — сказала Изабелла. — Ладно, спрошу Алека, наверняка он знает точно, что такое “джанфия”. Завтра за ужином расскажет.Я снова улыбнулся. Ради Изабеллы мы с Алеком изо всех сил старались найти общий язык. Ничего путного из этого не вышло. Он меня недолюбливал, и со временем я стал ему платить той же монетой. Кроме Изабеллы нас объединяло только снисхождение к недостаткам друг друга. Хотя эти недостатки здорово раздражали.Прощаясь с Изабеллой, я раздумывал, как бы отвертеться от совместного ужина.Остаток дня я распаковывал чемоданы и обустраивался, купаясь в янтарном свете, то и дело бросая взгляд на сосны, на море олив. Вдали маячила оранжевая церквушка, раскинулась ферма с римскими крышами. Город уже терялся в пурпурном сумраке. Поддавшись коварным чарам пейзажа, я испытал миг блаженства. Это пугало, но я не противился. Все нормально. В растительном покое нет ничего плохого. Он никак не влияет на все остальное. На тоску. На дамоклов меч, висящий на ниточке. Рок сильнее меня. Я смирился. Стоит ли тревожиться по пустякам?Однако мне полегчало, забрезжила мысль, что еще не все потеряно. Я отважился хлебнуть красного вина и с аппетитом поужинал. И приятно было вспоминать, что меня ждут.Ночью я крепко спал, позабыв, что лежу в незнакомой постели. Один раз проснулся от странного ощущения, будто в спальне я не один. И правда, не один — со мною был запах дерева джанфия, он затекал с веранды через отворенное окно. Помнится, дерево растет прямо под окном. Какой резкий, непривычный запах! Я уснул, а утром обнаружил, что запах исчез, зато желудок наполнился комьями боли. Меня тошнило. Долгий путь, жара, сытная пища, вино. Но нет худа без добра — я теперь имею право с чистой совестью отказаться от ужина у Изабеллы и Алека. Часов в одиннадцать позвоню…Она меня простила. А что ей оставалось? Мне надо отдохнуть и прийти в себя, а встретиться и поточить лясы мы еще успеем.Во второй половине дня мне слегка полегчало, и я задремал. Разбудила Изабелла. Она привезла два пластиковых стакана йогурта местного производства — не иначе, волшебной панацеи.— Я только на минутку. Господи, да ты бледный как смерть. Что-нибудь для желудка принял?— Да.— Хорошо. Попробуй йогурт.— Обязательно, как только смогу шевелиться.— Между прочим, я теперь все знаю про джанфию. — Она подошла к окну и глянула вниз. — Очень мрачная история. Уверен, что хочешь послушать?— Расскажи. — Я ее не звал, но, раз уж приехала, пускай остается. Странно, но отпускать ее не хотелось. Хотелось, чтобы она поужинала со мной. Без Алека. Изабелла всегда была снисходительна ко мне.Но, увы, я для людей бесполезен. Не умею привязываться, не плачу добром за добро. И что бы им не оставить меня в покое?— Так вот, жил на свете молодой и красивый поэт, и за его стихи принцы платили золотом.— Бывали времена, — лениво подтвердил я.— Да. Шел четырнадцатый век. Ни канализации, ни антибиотиков, только предрассудки и золото как всеобщий эквивалент.— Изабелла, что я слышу? Ностальгические нотки?— А ну цыц! У молодого поэта была привычка бродить по окрестностям, он вожделел вдохновения и, несомненно, находил его в обществе красивых пастушек. Как-то раз на закате он уловил роскошный запах и в поисках его источника набрел на куст со светлыми цветами. Пахло так восхитительно, что юноша выкопал кустик, принес домой и посадил в кадку на балконе своей спальни. Там кустик вырос в целое дерево, и там поэт просиживал день-деньской, а вечером выносил на балкон матрас и засыпал в лунном сиянии, под кроной дерева.Изабелла посмотрела на меня.— Мило, правда? Кто из нас это запишет?— Я слишком устал, писать больше не тянет. Да и не продать ничего. Давай ты.— Там будет видно. Меня эта корова, редакторша, так допекла! Вспомню ее — руки опускаются…— Ничего, это проведет. А пока расскажи до конца.Изабелла кивнула.— Вскоре все заметили, что поэт очень исхудал, осунулся, ослаб. Он не сочинил больше ни строчки. Дни и ночи проводил у дерева. Напрасно друзья дожидались его в тавернах, напрасно меценаты надеялись услышать его новые стихи. Наконец очень влиятельный принц, властелин города, сам пришел к поэту. И там, к великому своему разочарованию, увидел лежащего под деревом живого мертвеца. Близилась ночь, в небе висела первая звезда, а сквозь листву джанфии на бледное лицо стихотворца светила молодая луна. Казалось, его дни сочтены, и это подтвердили срочно вызванные принцем врачи.«Как же так? — вскричал принц. — Друг мой, что же с тобою случилось?»Он смирился с мыслью, что юноша обречен, но все же предложил перенести его в более удобное место. Поэт отказался. “Жизнь мне больше ни к чему», — сказал он. И попросил, чтобы принц оставил его, так как приближается ночь и он хочет побыть в одиночестве.В душе принца сразу зародились подозрения.
1 2 3 4 5 6