Казалось, у меня не осталось ничего, только эти тривиальные атрибуты
власти, моя собственная Сила, которая приходила вместе с ненавистью и
росла во мне день за днем, словно опухоль. И та, другая опухоль,
оставленная во мне им, тоже росла. Я не страдала от трудностей, какие
испытывают большинство обыкновенных женщин, у меня не было ни тошноты, ни
боли, только ощущение тяжести, совершенно непропорциональное тому, что я
носила под сердцем. С восьмидесятого дня беременности знак моей несвободы
начал выпирать из меня. Как я понимаю, живот у меня был не очень большим,
да и не стал очень большим, и все же тогда мне казалось, что он сделался
огромным и раздутым. Дело усугублялось тем, что в остальном мое тело
оставалось худеньким и стройным; даже груди у меня лишь чуть увеличились.
Больше, чем когда-либо, в тех свободных бархатных платьях, какие мне
теперь приходилось носить, существо у меня в утробе казалось навязанным
мне, чем-то пришпиленным к моему собственному "я", втолкнутым,
завладевшим, преследующим меня днем и ночью.
Трижды я пыталась от него избавиться - один раз с помощью собственной
воли; но боль была ужасной, и я не смогла заставить себя продолжать; один
раз, просто выпив слишком много их вина, что ничего не дало. В третий раз
я выехала из Белханнора в один из крошечных хуторов, все еще стоявших
неподалеку от него (большинство из них Вазкор стер с лица земли прежде,
чем Белханнор склонился перед ним, и на его стенах виднелись пятна копоти
от их дыма). Секретности ради со мной поехали только Мазлек и Слор, но я
достаточно хорошо говорила на языке темнокожих, чтобы найти их
целительницу и попросить ее помочь мне. Она не проявила ни малейшей
тревоги или удивления, с какими я столкнулась бы в Городе. Знаком она
пригласила меня к себе в лачугу, и там я пролежала весь остаток дня и ночь
в смрадной вони огня, тошноте и страхе. Я и не представляла, что
существует столько разновидностей боли - боли острой и яркой, как серебро,
боли, обжигающей, как расплавленное золото, и глухая гулкая бронзовая
боль, которая наступает потом.
Наконец в предрассветной серости она склонилась надо мной.
- Все кончено? - спросила я ее.
- Нет, - ответила она. Она меня никак не титуловала и не тратила на
меня много слов.
- Что же тогда теперь? - прошептала я, стараясь удержать панику,
возникающую при мысли о новых предстоящих мне ужасах.
- Ничего теперь, - сказала она. - Любящий ребенок. Он с тобой не
расстанется.
Поэтому я позвала Мазлека, и они со Слором помогли мне забраться в
седло и уехать. Я не видела под масками их лиц и была рада этому.
Несколько дней меня мучила сильная дурнота, рвота и общее
недомогание, и все это время я заставляла себя потерять семя Вазкора, но
все оказалось бесполезным. Я страдала, и, наверное, существо тоже страдало
во мне, но не желало убираться вон.
Через гонца до нас дошли новости о двух Городах, которые пали перед
Вазкором и его воинством в лесистом краю дальше на юг.

7
Шестьдесят дней прошло в Белханноре, и мы вступили в месяц,
называвшийся в Пурпурной долине Временем Зелени. К началу этого месяца
обычно начинала шевелиться весна, но по городу и по всей долине лежал
густой твердый снег. Росло беспокойство, страх, который всегда приходит,
когда нарушается установившийся порядок вещей. Облаченные в белые балахоны
жрецы местного храма приносили в жертву их богине ягнят и голубей -
обычай, которого я не видела в действии с тех пор, как покинула Анкурум. Я
вспомнила За и три дня темноты, и поэтому не очень удивилась, когда Атторл
попросил об аудиенции и вошел вместе с Джавховором, идущим в нескольких
шагах позади.
- Богиня, - речитативом обратились оба, и глаза на нескрытых масками
лицах деликатно отводили взгляд в сторону от моего живота.
- Что вам угодно?
- В Городе тревожатся, богиня, - сказал, поигрывая с нашейной цепью,
Атторл. У него эта тревога, похоже, вызывала скуку. - Возникло некоторое
волнение из-за погоды - люди бегают, какая-то сумасшедшая баба бродит по
улицам, крича о Судном дне...
- Богиня, - неловко обратился Джавховор - в храмах читали молитвы,
также и в великом Храме нашей богини, но снег не сходит. Теперь мы в
смирении обращаем свои взоры к тебе - Вазкор-Властелин говорил о твоей
власти - смеем ли мы надеяться?..
Я говорю, что не удивилась, но и особого восторга я тоже не
испытывала. Власть - да, но над стихиями и временами года? Они ожидали от
меня слишком многого, и если у меня не выйдет - что? А если я откажусь -
что?
Когда я сидела в кресле перед их смущенными лицами, в моей памяти
вдруг ожил голос, который сказал: "Чародейка, повелевавшая стихиями,
звездами, морями и скрытыми огнями земли".
Не уверена, какое знание открылось мне тогда, но я поднялась на ноги
и сказала:
- Думается, во дворце Белханнора тоже есть храм? Тогда отведите меня
туда и оставьте там.
И Атторл, и Джавховор, похоже, поразились, но меня провели по
коридорам к большой двери, охраняемой шестью стражниками Джавховора.
- Оставьте меня здесь одну, - приказала я, - и когда дверь за мной
закроется, велите всем в вашем Городе молиться.
Я закрылась в маленькой золотой комнате. Это неожиданное
иррациональное побуждение было настолько сильным, что я даже не
отшатнулась бы от их богини, окажись она сестрой богини Ораша;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176