В одном переулке мы прошли мимо собаки, которую они использовали
для упражнений в стрельбе из луков. Дважды мимо нас поспешно проходили
строевым шагом воины в мундирах цвета древесного угля, искавшие потайные
укрытия. В войске Затора, похоже, было больше порядка.
Большинство дверей было плотно закрыто и заперто изнутри на засовы.
Многие, думаю, бежали в последнюю минуту в погреба и ходы под домами.
Ближе к стене встретилась целая улица, опустошенная пожаром, все еще
дымящаяся, и там густо валялись мертвецы, некоторых из которых я узнала;
последние солдаты армии Вазкора.
Наконец, белый каменный дом с внутренним двором, дверь которого
болталась на сломанных петлях. Мы зашли в него, и Мазлек выволок из
внутренних комнат мебель, чтобы забаррикадировать вход. Он не позволил бы
мне помочь ему. Когда баррикада была сооружена, мы зашли внутрь и
поднялись наверх, где нашли узкие пустые спальни. Он заставил меня улечься
в постель и закрыл одеялом.
- Я буду стеречь тебя перед дверью, - сказал он, - если возникнет
какая беда.
- Но, Мазлек, - сказала я, - сколько же мы здесь пробудем?
- Недолго. Мы должны как можно скорее убраться из города.
- А потом? Куда?
- В Белую Пустыню, - ответил он.
Я лежала в комнате, но не спала, хоть и очень устала. Один раз на
улице возникло большое волнение, слышались крики, вопли и грохот, но я
слишком утомилась, чтобы встать и посмотреть, и в конце концов шум стих. Я
провела немало времени, размышляя совершенно неуместно о том, что в Нижнем
Квартале, похоже, напрочь отсутствовали какие-либо лачуги. Город дворцов и
домов, каким был Эзланн и какими, как я полагала, были все Города юга -
да, они слишком гордые, чтобы выродиться в трущобы, эти незаконные дети
Сгинувших.
Бесцветное небо сползало к темноте.
Тихо вошел Мазлек.
- Я должен на время покинуть тебя, богиня, - сказал он. - Не выходи
отсюда и не зажигай никаких светильников.
Я кивнула, и он вышел. Ночь подступила вплотную, очень черная,
расцвеченная лишь множеством маленьких огней от каминов, мерцающих
розово-красным на потолке узкой комнаты. Дом начал зловеще скрипеть и
трещать, как бывает во всех домах, когда в них есть одинокая жертва. Я
слышала бессчетные шаги на лестницах, тяжелые, жесткие шаги солдат с
ножами, чье обращение с беременными женщинами было мне чересчур хорошо
известно по лагерной болтовне, чтобы остаться невозмутимой. Но все они
были нереальными, кроме последних. Услышан их, я села на постели,
напряженная и совершенно неподвижная. Дверь в комнату распахнулась, и на
пороге появился анашский солдат с высвеченной огнями ливреей и медвежьей
маской, с заткнутым за пояс окровавленным ножом.
- Богиня, - сказал анашский солдат голосом Мазлека, - не тревожься. В
этих одеждах все будет легко. Большинство из них пьяны - открыто пьют на
улицах, как скоты. В воротах, несомненно, будут часовые, но, думаю, такие
же небоеспособные, как и остальные. Во дворе стоит лошадь.
Я последовала за ним из дома, и он усадил меня позади себя на
лохматую вьючную лошадь, сильную, коренастую, темную зверушку, больше
смахивающую на осла; к седлу была привязана стеклянная бутылка вина.
Мазлек открыл ее и вылил половину красной жидкости на мостовую.
- Когда я дам тебе знать, богиня, ты должна прикинуться пьяной,
цепляться за меня и смеяться, - он казался до крайности смущенным и
добавил: - Прости меня. Я бы не стал просить тебя об этом, будь какой-то
иной путь.
- Ах, Мазлек, - упрекнула я его. - Ты ведь не считаешь меня такой уж
дурой? Забудь, что я та, кем ты меня считаешь, оттого что убил меня мечом
на хуторе у Воды, а я исцелилась и последовала за вами. Если мы хотим
проделать этот путь вместе, то ты должен понять, что я не представляю
собой ничего очень уж примечательного и особо достойного любых хлопот с
твоей стороны. Я буду делать то, что ты мне скажешь, и буду тебе
благодарна за помощь.
Для меня это был момент усталой истины - и горький, и утешающий. Если
сказанное мной и шокировало Мазлека, то он не подал виду. С миг царило
молчание, а затем он пришпорил лошадь, и мы ускакали.
Скачка получилась быстрой, темные переулки перемежались абстрактными
узорами от света костров и силуэтами фигур на фоне этой красноты. Пьяные
воины кричали нам, но не проявляли особой склонности преследовать. А
сердце города среди дворцов яростно пылало оранжевым огнем, и поднимались
всплески пурпурного дыма. Вот и вся обещанная братская любовь. Мы
добрались до широкого проспекта, и впереди совершенно неожиданно за домами
выросла стена. Это нижние ворота, не шибко важные и, надо полагать, слабо
охраняемые. Мы проехали мимо большого костра на улице, вокруг которого
столпилось много народу, и в коня попал брошенный кем-то предмет. Конь
вильнул в сторону, затем поправился и побежал дальше, вокруг квартала
разграбленных лавок и конюшен, где бродили немногие отбившиеся животные, а
впереди маячили ворота.
- Давай, - скомандовал Мазлек.
Даже мне, готовой к его преображению в иную роль, оно показалось
удивительным. Внезапно он дернул поводья лошади так, что та запротестовала
и загарцевала, и начал раскачиваться в седле, ревя какую-то нескладную
песню без слон и мелодии. Он отвязал полупустую бутылку и теперь высоко
размахивал ей. Его преображение настолько захватило меня, что я чуть не
забыла про свое собственное, но наконец вспомнила, обхватила его руками и
принялась распевать во весь голос одно из музыкальных выступлений,
слышанных в стане Дарака, при звуках которого некоторые даже здесь могли
поднять бровь от удивления.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176