По-моему, у
нее слабое зрение, а с разумом и того хуже. В погребе есть выдвижная
панель и лестница за ней.
- Она открывается только для нее?
- Нет, богиня. Когда она вернулась и снова ушла, я пощупал там -
стена-блудница открывается для всякого, - он на мгновение умолк, свет
мягко мерцал у него на маске. А затем он сказал: - Она несла еду, похлебку
в чаше. Когда она вернулась, то не принесла ее с собой.
- Мазлек, - сердцебиение у меня в груди причиняло жгучую боль.
- Если ты предпочитаешь остаться здесь, богиня, я схожу туда один.
- Нет, - отказалась я.
Он кивнул и повернулся к лестнице, и я последовала за ним.
Даже тогда я не верила в это - не могла позволить себе поверить. И
все же я знала, с отчаянной уверенностью. Каждый шаг вниз заставлял с
нетерпением сделать следующий, но одновременно меня мучил страх.
Путь был долгим. Внезапно мы достигли черного сводчатого помещения,
где хранили вино и масло, и, почти загипнотизированная бесконечными
винтовыми лестницами, я споткнулась. Мазлек поддержал меня, и я вцепилась
в его руку.
- Мазлек, - хрипло прошептала я, - ты считаешь, что заключенный здесь
- именно тот, кто, как я считаю, тут сидит, - или я сошла с ума?
- Асрен, Феникс, Джавховор Эзланна, - прошептал он так же хрипло, как
и я.
Я с трудом выпустила воздух.
- Да, Мазлек. Да.
Его рука легла на полуневидимые бороздки в стене. Я думала, она не
откроется, и чуть не закричала, но раздался тихий скрежет, и темный камень
повернулся в сторону. За ним свет скользнул по изношенной лестнице в
тридцать ступенек, которые я невольно сосчитала, обуздывая свою истерию,
когда мы спускались. Мазлек тоже шел нетвердой походкой, и я слышала его
дыхание, хриплое и неровное.
Здесь царил запах смерти - запах гробницы.
Мы достигли каменного пола; по обе стороны - тесно сдвинутые стены -
узкий ход. А в конце хода - деревянная дверь, просто запертая снаружи на
засов.
Мы остановились, уставясь на дверь, и стояли там, окаменев. Затем я
подбежала к двери, ломая ногти, когда дергала засовы, и через секунду
Мазлек тоже очутился там, помогая мне.
Дверь дернулась, и мы распахнули ее.
Дрожащий свет светильника запрыгал по крошечной прямоугольной камере
без окон, застланной вонючей мешковиной. Лицом к нам сидела, скрестив
ноги, фигура, прикрытая грязными лохмотьями. Молодая, мужского пола и
безмолвная. Светлые волосы, грязные и свалявшиеся, лежали на плечах
спутанными кудрями. Лицо медленно поднялось, улавливая отблеск света.
Иссиня-черные глаза заглянули в мои. И под грязью - изящество, изваянное,
возможно, слишком тонко, красота, ничуть не женственная...
- Мой государь, - прошептала я. - Асрен...
Я сделала шаг вперед, но на плечо мне упала грубая и обжигающая рука
Мазлека.
- Нет, богиня, - голос у него был таким же напряженным, давящим, как
и его пальцы.
- Почему?.. Почему, Мазлек? Пусти меня.
Но я уже поняла. Ни он, ни я не могли удержать меня на краю пропасти,
в которую я упала.
Юноша в прямоугольной камере издал слабый кулдыкающий стон и отпрянул
от зарева светильника в угол, где и свернулся в защитной позе зародыша.
Я стояла в дверях совершенно неподвижно, с Мазлеком позади меня, и
без всякой цели впереди - ибо мы уже нашли то, что искали - Асрена,
Феникса, Джавховора: но за этими глазами - ничего; за этим лицом - ничего.
Безмозглое, беспомощное, стенающее существо, застрявшее в теле, которое мы
помнили.

- Г_д_е _о_н_? - спросила я Вазкора.
- Кто?
- Джавховор, мой муж. Он был со мной до прихода Опарра.
- Джавховор исчез, богиня; он больше не потревожит тебя.
Стоя там, в дверях, я вспомнила многое. Вспомнила, что за все это
время Вазкор ни разу не говорил о нем как об умершем. Вспомнила версию
Вазкора, что Асрен пытался отравить меня и потому я заболела, - версию,
которой я даже тогда не поверила. Вспомнила подземно камеру с ее
драпировками и замусоренным полом, а в центре из золота и драгоценных
материалов - фантастический гроб - пустой гроб. Вспомнила совещание в За,
где покойный Верховный владыка Эшкорека закричал на меня: "Вазкоровская
шлюха-ведьма!". И эти слова приобрели новое значение, ибо он, должно быть,
знал, кого же отправили гнить в его башню-крепость - его примирительный
подарок узурпатору. Вспомнила потерянное слово в украшенной самоцветами
книге про зверей. Вспомнила...
- Богиня, - окликнул меня Мазлек.
- Да, - отозвалась я, - да, я знаю.
Я снова уставилась в камеру. Существо, которое ранее было Асреном,
распрямилось и лежало на мешковине спиной к нам. Все мое тело сделалось
одной пульсирующей раной жалости и отвращения - я ничего не могла с этим
поделать, ничего.
- Мазлек, - прошептала я, - что же дальше? Мы не можем оставить его
здесь...
- Да, богиня. Но он - словно ребенок. И боится. Если я заберу его
силой, он закричит, разбудит стражу коменданта и шакалов Вазкора.
- Как ребенок, - повторила я.
Мне снилась, что я была с Асреном, странный сон, ибо, хотя я и знала,
что это он, он казался немногим старше ребенка...
Теперь он повернулся и лежал лицом ко мне. Пустые иссиня-черные глаза
следили за покачиванием у меня на волосах желтых шелков. Я взяла у Мазлека
нож и перерезала одну из прядей. Войдя в эту вонючую камеру, я
содрогнулась, но подавила свое отвращение. Оно было столь маловажным. Если
я любила, то должна по-прежнему любить... Я протянула желтый шелк с
мерцающим на конце пряди янтарным бледно-желтым ноготком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176