Он был силен, и его это, похоже, не
затруднило. Нес он меня не на руках, как поступил бы житель Города, а
перекинув через плечо, словно подстреленную дичь, и я подумала о
караванщиках.
Теперь я увидела, что башня при падении завалила одну сторону рва,
создав для них мост, по которому они и переправились.
Все стало смазанным и почему-то довольно забавным. Меня положили
лицом вниз поперек лохматого бурого коня, которому такое положение дел
понравилось ничуть не больше, чем мне, и он с досадой дергался, так что
мой нос в бесовском ритме тыкался в грубый чепрак у него на спине. Когда я
лежала так вот, их провидица, опрокинутая в столь чудовищной позе, дикари
собрались вместе и, надо полагать, обсуждали дела. После некоторого
периода неудобств и неловкости, отупляющей жары и тыкания носом о чепрак,
мой паладин наконец уселся позади меня, и мы тронулись в путь. Мой мозг
закрылся, не воспринимая ничего, кроме юмора, не слишком подобающего для
богини положения, и я засмеялась.
Вот так я и покинула Башню-Эшкорек, головой вниз, поперек коня,
смеясь.

Я мало что помню из этого путешествия, лишь изредка увиденный мельком
и уголком глаза кругляш голубоватой луны. Похоже, они не сделали привала с
наступлением ночи, свой путь с гор они знали отлично. Время от времени
звучали сквозь дрему короткие обрывки разговоров, но я, похоже, опять не
могла их понять. В то время это меня не особенно встревожило. Были также и
сны о прошлом, хотя прошло несколько дней, прежде чем я вспомнила, как
башня рухнула в тесную люльку у нас над головами; ловушка, но такая,
которая не дала остальным камням свалиться на нас. В этом месте
отсутствовал всякий воздух, и постепенно вползла сумрачная усыпляющая
смерть. Асрен не боялся, и это меня очень радовало. Он тихо лежал в моих
объятиях, и еще долго после его смерти я держала его. Я не надеялась, что
кто-нибудь когда-нибудь явится и принесет мне свежий воздух, чтобы я снова
могла дышать, но меня это мало волновало. Однако эти воины, посланные
своим провидцем, открыли дорогу.
А путь им пришлось проделать немалый. Позже я подсчитала, что на
возвращение у них ушло три дня.
Раз-другой устраивали привал. Один раз мне предложили еду, но я не
хотела ее, да и в любом случае не смогла бы ее есть, не поднимая маски
рыси.
Сколько я пролежала под башней? Эти воины прибыли не сразу - не
раньше, чем убрались солдаты. Разок я подумала о ребенке, гадая, не умер
ли он в утробе, а если нет, то как ему понравилась моя поза на лошади.
Воины не проявляли особого уважения к выпирающей беременности. Но раньше я
об этом не думала.
Четвертый день. Утро изменило небо, когда я растянула шейную мышцу,
пытаясь увидеть его. Множество подбрасываний, и я сообразила, что мы
спускаемся с горных склонов; позади меня как раз мелькнули окрашенные
солнцем террасы. Я теперь окончательно очнулась, чтобы терпеть дальше свою
неудобную позу.
- Дайте мне сесть, - крикнула я, и воин, чей конь меня вез, крякнул.
Мне пришло в голову, что я говорю на городской речи. Я неуклюже
поправилась, с трудом подыскивая новые слова. - Дай мне переместиться -
дай мне ехать верхом вместе с тобой.
Воин нехорошо рассмеялся. Я осознала, что никакой женщине не позволят
сидеть на лошади, не говоря уж о лошади, на которой уже ехал воин.
- Тогда дай мне слезть, - попросила я. - Пойду пешком.
Он посовещался с соседями, молчаливый диалог. Миг спустя мы
остановились, и меня стащили с коня. Один из них обвязал меня веревкой за
талию и прикрепил ее к луке седла "моего" воина.
- В этом нет надобности, - указала я. - Я не убегу. Я по своей воле
иду к вашему племени быть провидицей и целительницей.
Они тупо посмотрели на меня, и я оборвала фразу, осознав, что снова
впадаю в городскую речь и размахиваю руками в бессмысленной жестикуляции,
как при мне делали люди, когда не могли толком выразить свою мысль на
чужом языке. Внезапно я стала гадать, а так ли я хорошо овладела им, как
решила в башне; не вообразила ли я, что они меня понимают?
Дернув мою привязь, конь тронулся, и я по необходимости тронулась за
ним.
Сперва я думала, что выбрала место удачно, ибо мы продвигались по
последнему из этих склонов, и путь с каждой минутой становился все легче.
Меня радовала возможность пройтись пешком, даже так вот, на привязи, даже
хотя ноги у меня казались слабыми и иной раз неожиданно подгибались в
коленях и даже несмотря на то, что придворные сандалии создали не для
хождения по рваным рытвинам и валунам, и я тысячу раз расшибала пальцы
ног. Мы спускались в долину, усеянную рощами терновника, тонких сосен и
других темных стройных деревьев. Долину наводняли велюровые тени, но небо
над головой было золотисто-зеленым, все еще расчерченным красными
контурами облаков. Я была далеко не счастлива, глядя на него; как я могла
быть счастлива? Однако на меня, казалось, накатывало своеобразное
спокойствие, вдыхаемое из прохладного воздуха, словно снадобье забытья.
А затем, почувствовав у себя под ногами лучшую почву, мои
сопровождающие пришпорили своих коней и пустились галопом. Я попыталась
бежать вместе с ними, но это была безнадежная попытка. Лохмотья моего
платья спутали мне ноги, и миг спустя веревка туго натянулась и свалила
меня наземь. С пылью в глазах и в ноздрях, царапающуюся обо все каменные
выступы, разрываемую острыми камнями, меня беспомощно волокли вперед,
практически удушая веревкой на талии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176