- И доказательство тому - твое присутствие в
этой долине.
- Я не знала, что я это сделала. Когда явилась Тень, я испугалась.
- Да, - медленно произнес он. - Я считаю, что ты не знала. Было ясно,
что ты не понимаешь, когда корабль прореагировал на тебя несколько минут
назад.
- Тогда освободи меня, - сказала я.
Он стоял, глядя на меня, и его глаза пронизывали мою усталость. Я
тоже подняла на него взгляд. Лицо его было глубоко задумавшимся,
серьезным.
- Нет, - отказал он. - Мне ясно, что тебе некуда идти. И мне ясно,
что ты в расстройстве и в опасности. За все время, что мы наблюдали за
этим миром, нашим правилом всегда было не вмешиваться в часто ошибочное и
кровавое развитие человеческой жизни. Ты вынудила нас вмешаться. Поэтому
давай забудем про это правило по отношению к тебе.
- Я не важная птица.
- Ты сама в это не веришь, - указал он. - Почему же ты ожидаешь, что
поверю я?
- Я приношу смерть, - объяснила я. - Двое человек, которых ты
напоминаешь, умерли из-за меня. Если я останусь поблизости от тебя, умрешь
и ты.
- Нет, - сказал он. - Не думаю, что ты принесешь мне смерть.
Во мне что-то шевельнулось, тонкая струйка надежды и тепла, что
влилась мне в жилы и мысли. Дарак всегда считал, что я - нечто большее,
чем он, и страшился меня, и поэтому проклятие, которое я несла с собой,
нашло его легкой добычей. Вазкор с его жаждой власти и
целеустремленностью, наверное, еще больше боялся богини по правую руку от
себя. Но этот человек не трепетал передо мной. Во всем сказанном им не
ощущалось ни тени настоящего благоговейного трепета. Он стремился понять
тайну, которую, как ему представлялось, он нашел во мне; он, который ездил
по небесам и был хозяином этого огромного мыслящего корабля. Он не
испытывал ни малейшего страха.
Он улыбнулся. Увидел, что я уступила его воле. Это вызвало ощущение
не цепей и не страха, а только огромного облегчения и покоя.
- За этой комнатой, - сказал он, - находится помещение, где ты можешь
принять ванну и поспать. Прикажи двери не открываться ни перед кем другим,
пока ты не дашь своего разрешения, и ты найдешь ее очень даже удобной. Ты
могла бы удержать эти двери закрытыми для меня. Хотел бы я знать, почему
ты этого не сделала. Чего бы тебе ни понадобилось, корабль все
предоставит. Утром - но утро уже настало.
Я повернулась, чтобы выполнить его инструкции, но он внезапно
спросил:
- Почему ты носишь эту маску?
- Я проклята страшным уродством лица, - мне и в голову не пришло
уклоняться от ответа или солгать.
Он ничего не сказал в ответ, и поэтому я дошла до противоположной
стены и двигалась вдоль нее, пока не открылись двери. Я прошла через них и
действовала так, как он мне сказал. Я ничего не видела в этой комнате,
кроме ложа, улеглась на него, и мысли, впечатления и боль угасли сами по
себе, как случайные светильники.

2
Я проснулась, как мне подумалось, когда солнце было в зените, но
свечение распространялось по потолку, а не из окна. Я лежала не двигаясь,
разом вспомнив все, что со мной случилось, с каким-то отвлеченным
любопытством. Через некоторое время я села и осмотрела комнату.
Моя постель представляла собой синее округлое ложе, намного большее,
чем вызванное мной раньше, и совершенно непрозрачное... Однако оно
обладало той же упругой твердостью, которая давала комфорт, не изнеживая.
Подобно ложу, комната имела округлую форму и увенчивалась мягким горящим
солнцем потолка с гладкими стенами цвета голубых колокольчиков и полом,
выстеленным синими и серебряными квадратиками. Нарисованный справа от меня
синий символ, казалось, указывал на иные двери, чем те, через которые я
вошла. Художники Анкурума настаивают, что комната, выдержанная в
сине-голубых тонах, может вызвать только меланхолию, но они абсолютно не
правы. Эта комната навевала ощущение теплоты и безопасности.
Я опустила ноги на пол и заметила, что он гладкий и слегка нагретый.
Когда я встала, постель грациозно удалилась в стену. Обозначенные символом
двери открылись прежде, чем я дошла до них. За ними находилась крошечная
ванная и, как и в Эзланне, из серебряных кранов текла не только холодная,
но и горячая вода. Когда я покинула ванну, появились голубые полотенца и
веяние теплого воздуха. Из стены выскользнул хрустальный поднос с
хрустальными флаконами духов, расческами и даже косметикой, в то время как
длинное зеркало выдвинулось позади и напугало меня, когда я обернулась и
внезапно увидела себя. Казалось черной неблагодарностью отказывать такому
ревностному хозяину. Я не могла не думать о нем как о существе с
чувствами, хотя это и не имело смысла. Я вымылась, вытерлась и причесала
волосы, надушила их и тело, и с отвращением посмотрела на грязную, драного
"рубашку", оставленную мной на полу. Она исчезла.
Тут я вспомнила, как Йомис Лангорт и мои конвоиры сбросили свою
серебряную одежду, и стена поглотила ее. Я призывно посмотрела на стены,
но ничего не произошло. Я торопливо застегнула браслет-посредник.
- Моя "рубашка", - произнесла я вслух, и по-прежнему ничего не
произошло. В ванной висело высокомерное молчание. - Моя одежда - то, что я
носила, - пожалуйста, верни мне ее, - у меня возникло отчетливое ощущение,
что я имею дело с озорным животным или ребенком. - Тогда буду ходить
нагишом, - пригрозила я. Но этого мне не хотелось. Я усвоила человеческое
суеверие об уязвимости наготы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176