Ступай, скажи
караванщикам, что Сиббос разгневан и требует суда. Скажи им, что он будет
испытывать огнем.
Он встал, завернулся в плащ и ушел нетвердой походкой.
Все казалось тогда таким легким, но меня вдруг охватил страх, что я
забыла какую-то жизненно важную деталь, и мой план не сработает. Но он
обязательно должен сработать.
Я уже взяла себе ее имя, и это привяжет их ко мне ее узами. Через
некоторое время они перестанут замечать разницу между нами, словно я
всегда была их целительницей. Что же касается испытания огнем, то такое
зрелище им должно понравиться. Им очень захочется увидеть, как убийца
корчится от боли, и поэтому они удержатся от разрывания меня на части, так
как это испортит развлечение.
Отсутствовал Герет долго, и шум снаружи сбивал с толку. Наконец,
явились пятеро его людей и знаком велели мне выйти. Я пошла с ними,
удаляясь от убежища.
Толпа стояла там, где и раньше, и все же совсем иная. Они толкались,
ненавидя меня. Несколько женщин выкрикнули проклятья, но, насколько я
могла судить, на меня они не нападут.
Мы дошли до конца пещеры, где все еще стоял бог в красно-желтом и
драгоценностях. Герет тоже стоял там, пожелтевший и нервный. Когда я
подошла, он кивнул.
- Я им передал.
- Хорошо, - сказала я. - А теперь распорядись принести тело Уасти в
ее деревянном кресле и поместить его перед богом.
Герет сделал, как я сказала, и поднялся громкий ропот. Женщины уже
перевязали шею, омыли ее тело, одев его в черные одежды со всеми
побрякушками и бусами, а потом прилепили к векам круглые черные диски,
чтобы держать их закрытыми. Все это диктовалось их традицией, делалось из
страха. Они страшились духов умерших, особенно убитых. Четверо людей
Герета отправились за трупом, и возвращались они, чувствуя себя не в своей
тарелке, с бледными лицами.
Толпа притихла и отступила, и многие женщины разразились плачем и
проклятиями.
Уасти сидела совершенно окоченев, но это придавало ей определенное
пугающее величие. Мне не понравилось то, что сделали с ее лицом, ибо они
раскрашивают своих умерших словно кукол - белое лицо с красными губами и
щеками и алые ногти. И все же во мне шевельнулось лишь отвращение к их
обычаям - ничего больше. Эго была не Уасти, а лишь сухой сломанный
стебель. Люди Герета поставили кресло и отступили, и она сидела там, глядя
черными дисками своих глаз.
Я шагнула вперед и подняла руку, и раздалось глухое рычание.
- Вели им дать мне говорить, - сказала я Герету, и тот прикрикнул на
них, а когда шум не прекратился, его люди, размещенные по всей пещере,
тычками и толчками заставили всех умолкнуть.
- Вы считаете виновной меня, - крикнула я затем им. - Но я не
виновата в этом зверском преступлении. Вы видите, что я не страшусь ни
мертвой, ни бога. Вчера женщины терзали мое тело. Многие, думается,
помнят, что они сделали, - сразу же раздались визгливые крики злобного
согласия. - Тогда смотрите, - призвала я и, расстегнув застежки плаща,
сбросила его и стояла там, нагая и исцелившаяся. По толпе пробежал шепот
удивления. На мне оставили много тяжелых отметин, но на теле у меня не
было ни царапины.
Затем одна девица протолкалась в первый ряд толпы, нырнула между
охранниками Герета и закричала:
- Ты сделала это с помощью своего колдовства, злодейка! Не думай,
будто собьешь нас с толку, стоя тут голая и бесстыжая в своей греховности.
Это была девица, прислуживавшая Уасти, и толпа сразу же начала лаять
с ее голоса. Герет снова прикрикнул, на этот раз без моей указки,
охранники потолкались, и снова наступила тишина.
- Нет, - сказала я. - Бог убрал с меня следы ваших рук, дабы показать
мою невиновность. Но я дам вам и другое доказательство. - По толпе
пронесся шорох предвкушения. - Вели принести незажженный факел, - сказала
я Герету, - и подставку для него.
Один из его людей принес факел из сложенной поблизости кучи, в то
время как другой поспешил за подставкой. Напряжение в пещере нарастало, и
задержка на время доставки вещей увеличила сгиб. Моя нагота тоже сбивала
их с толку; сами они постеснялись бы раздеться при таком скоплении народа
и даже немного смущались смотреть на меня.
Когда факел установили, наколов на шип подставки, я сунула вощеный
фитиль в жаровню алтаря и зажгла его. Руки у меня дрожали, когда я
повернулась к ним спиной и предстала перед Сиббосом, словно бы в молитве.
Могла ли я это проделать? Ну, если и нет, то теперь уж слишком поздно. Я
уставилась на ярко-голубой камень у него на груди, пока у меня не
затуманились глаза, а в мозгу мало-помалу открылся путь - и я пошла по
нему. Когда я повернулась к толпе, казалось, что я раздвоилась: во-первых,
я сама, тяжелая словно во сне, сознающая свое тело лишь настолько,
насколько его сознают в полусне, совершенно без всякого контроля над ним;
а во-вторых, - существо холодное, будто кристалл льда опустили на макушку
моего черепа, идеально контролирующее свое тело, как не могла этого
сделать первая "я".
Я повернулась лицом к ним и положила свою руку на руку Уасти.
- Я не виновата в твоем убийстве, умершая, - провозгласила я, и все
же не я, а другая "Я" - голос, вибрации которого я не ощущала в своем
горле. - Если все так, как я сказала, пусть огонь не обожжет меня.
Я услышала, как они задержали дыхание, единое задержанное дыхание
толпы, всех разом.
А затем я нагнулась вперед к факелу, и пламя лизнуло мне плечи, грудь
и живот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176