Обеспечить ее иначе полковник Кемпбелл не имел средств, ибо, при весьма порядочном жалованьи, владел сравнительно небольшим капиталом, который целиком предназначался его дочери, но он надеялся, давая девочке образование, предоставить ей приличный способ впоследствии зарабатывать себе на жизнь.
Такова была история Джейн Фэрфакс. Она попала в хорошие руки; не видела от Кемпбеллов ничего, кроме доброты, и получила прекрасное образование. Жизнь в доме сведущих, здравомыслящих людей открыла перед нею возможности для истинного воспитания чувств и совершенства духа, а так как дом этот находился в Лондоне, то, стараниями первоклассных учителей, получила полное развитие и всякая склонность в ней к изящному. Она, впрочем, как по характеру, так и по способностям была достойна всего, чем может одарить щедрая дружба, и в восемнадцать — девятнадцать лет вполне уже сама годилась исправлять должность наставницы, насколько столь ранний возраст соответствен с попечением о детях; ее, однако же, любя, не отпускали. Отец и мать равно не в силах были приблизить расставанье; их дочь — не в силах перенесть его. Роковой день продолжали откладывать. Легко было говорить себе, что она еще слишком молода; и Джейн оставалась у них, предаваясь, наравне с их дочерью, благопристойным удовольствиям изысканного общества, разумно перемежая домашние занятия развлечениями и омрачаясь одним лишь будущим, отрезвляющими напоминаниями рассудка, что скоро все это может кончиться.
Любовь всего семейства и в особенности пылкая привязанность дочери еще и потому делали честь их благородству, что Джейн как красотой, так и способностями определенно превосходила мисс Кемпбелл. Молодая девица не могла не видеть, что природа наградила ее подругу лучшей внешностью, как и родители не могли не замечать ее умственного превосходства. И тем не менее, это не помешало им дожить в нерушимом согласии до самой свадьбы мисс Кемпбелл, которая — по прихоти судьбы, большой любительницы подшутить над матримониальными чаяниями, наделяя привлекательностью среднее в обход превосходного, — чуть ли не с первой встречи покорила сердце богатого и приятного молодого человека по имени Диксон, с каковым и сочеталась браком, благополучно и счастливо, меж тем как Джейн Фэрфакс предстояло в поте лица зарабатывать свой хлеб.
Событие это произошло совсем недавно — так недавно, что менее удачливая из двух подруг не успела еще предпринять никаких шагов, ведущих на трудовое поприще, хоть и достигла уже возраста, который назначила себе для этого. Она давно решила, что начнет трудиться в двадцать один год. С послушническою стойкостью назначила себе в двадцать один год принести себя в жертву, навсегда отречься от мирских радостей, от общения, питающего ум, отринуть душевный покой и надежду и со смирением исполнять наложенную на себя епитимью.
Здравый смысл подсказывал Кемпбеллам не противиться такому решению, как ни восставали против него их чувства. Покуда они были живы, ей не было необходимости надрываться, их дом мог по-прежнему служить ей домом; ради себя они предпочли бы не отпускать ее, но понимали, что это эгоизм — чем раньше случится неизбежное, тем лучше. Теперь, может быть, им стало казаться, что разумнее и добрее было бы в свое время не соблазняться отсрочкой — пусть бы она вообще не вкусила сладость довольства и праздности, если должна от них отказаться. А любовь все равно рада была ухватиться за любой удобный предлог оттянуть горькую минуту. С самой свадьбы их дочери Джейн не переставала прихварывать, и ей, покамест ее здоровье не окрепнет окончательно, сочли должным запретить приниматься за обязанности, никоим образом не совместимые с надломленным здоровьем и душевною неустойчивостью, а напротив, даже при самых благоприятных обстоятельствах требующие для мало-мальски сносного их отправления нечеловеческих сил, как телесных, так и духовных.
О том, почему она не едет с Кемпбеллами в Ирландию, Джейн поведала тетке сущую правду, хотя, может быть, и не всю правду. Это ей принадлежала мысль пожить в Хайбери, покуда они будут в отъезде, провести последние, возможно, месяцы полной свободы у добрых родственниц, которым она столь дорога; и Кемпбеллы, из тех или иных побуждений, как сообща, так и каждый в отдельности, охотно дали на то согласие, сказав, что несколько месяцев в родном климате, по их мнению, окажутся полезней для ее здоровья, чем любые лекарства. Ясно было одно: что она приезжает, и обитателям Хайбери вместо долгожданной, никем не виданной новинки — мистера Фрэнка Черчилла — придется покамест удовольствоваться относительной новизною Джейн Фэрфакс, которую не видели всего два года.
Эмму это не радовало — три долгих месяца делать милое лицо, встречаясь с особою, которая ей неприятна! Делать из вежливости более, чем хотелось бы, и менее, чем бы следовало! Ответить, за что она невзлюбила Джейн Фэрфакс, было бы затруднительно; мистер Найтли сказал однажды: за то, что видит в ней гармоническое сочетание достоинств, какими сама желала бы обладать в глазах других, и хоть Эмма тогда с жаром отвергла это обвинение, случались минуты, когда она, наедине со своею совестью, не могла оправдать себя до конца. И все же «с нею сблизиться невозможно, она не знает, в чем тут дело, но эта холодность и замкнутость, это подчеркнутое безразличие к тому, нравится она или нет, и эта ее тетушка, которая болтает без умолку! А как все носятся с нею! И отчего это всегда считалось, что они непременно должны подружиться, — неужели если они ровесницы, то обязаны быть без ума друг от друга?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160