Ему пришлось заменить кого-то. Так что мы могли бы провести сегодняшний вечер у нас дома. Как тебе эта идея? Купим бутылку вина, посмотрим телевизор, а?
Синтия подумала о том, что предполагала весь день печатать, но перспектива провести время вдали от своих одиноких комнат и, главное, телефона была слишком соблазнительной.
– Отлично, подружка, с удовольствием!
Впервые за последние дни она спала хорошо, без снов, не просыпаясь, и вернулась в Оук-Парк на следующий день отдохнувшей и в добром расположении духа. К ее удивлению, мгновенно сменившемуся разочарованием, сообщений на автоответчике не было – ни от Реджиналда, ни, слава Богу, от Дэвида. Надо бы позвонить, узнать, как он себя чувствует, подумала Синтия о Кормаксе, но вместо этого включила машинку в сеть и приступила к работе...
Следующим утром, когда она уже почти закончила приготовление бараньего жаркого, столь любимого младшим поколением Конроев, в дверь их дома позвонили. Синтия подошла к двери, приоткрыла ее и увидела... Реджиналда.
– Впусти меня! – потребовал он.
Синтия открыла дверь и промямлила:
– Вообще-то я скоро ухожу...
– Тогда хорошо, что я застал тебя, Синтия. Как у тебя дела?
– Прекрасно. А ты как себя чувствуешь?
– Почти нормально. Скоро вернусь на работу...
Между ними повисло тяжелое и такое густое молчание, что, казалось, его можно резать ножом.
– Реджиналд, я еще ничего не знаю. – Синтия решила сразу взять быка за рога. – Я обещала, что сообщу тебе, и сдержу слово. – Она улыбнулась. – Отец приучил меня выполнять обещания.
– Достойная похвалы привычка, – одобрил Кормакс и взял у нее из рук ложку. – А я своего отца не знал...
Глаза Синтии наполнились сочувственным теплом.
– Он умер, когда ты был маленьким?
– Нет. Но когда мне исполнился всего год, а Майку – четыре, он ушел и больше уже не вернулся...
– Но почему? – К сочувствию в больших голубых глазах добавился искренний ужас.
– Когда мама решила, что мы стали достаточно взрослыми, чтобы понять, она сказала, что отца с его свободолюбивой натурой нельзя было запереть в тесной клетке брака и семьи... Она была не права – произнес он сквозь стиснутые зубы.
– Насчет отца?
– Нет, насчет меня... Я никогда так и не стал настолько взрослым, чтобы понять, как человек может бросить своих детей, будто лишний, совершенно ненужный хлам. – Реджиналд помолчал, потом добавил: – Если ты здесь закончила, пойдем ко мне, попьем кофе, а, Синтия?
– Хорошо, – просто согласилась она, надела куртку, заперла дверь и вышла с ним на улицу.
– Я звонил тебе в субботу и в воскресенье утром.
– Но не оставил сообщения.
– Нет. Хотел говорить с тобой, а не с бездушной машиной.
– Я была у подруги, с которой мы раньше снимали квартиру. Мы с Бетси до сих пор встречаемся каждую субботу, а в этот раз ее муж уехал, и она пригласила меня провести с ней время... – Синтия запнулась и внезапно рассердилась. – Не понимаю, зачем я это рассказываю. Я не обязана перед тобой отчитываться!
Они повернули налево, в сторону Мичигана и дома Кормакса. Он чуть улыбнулся ее вспышке.
– Конечно, не обязана. Но я беспокоился...
– Почему?
– Подумал, вдруг ты все же снова заболела.
– В таком случае я точно была бы дома.
– Ты могла опять уехать к родителям.
– Нет, – вздохнула Синтия, вздрагивая от налетевшего с озера холодного ветра. – Теперь уже не поеду, им и так досталось в прошлый раз.
Реджиналд почувствовал ее дрожь и обнял за плечи, будто это была самая естественная вещь, будто он делал так всю жизнь. Молча дошли они до его дома, вошли внутрь, он снял плащ и взял ее куртку. Синтия ощутила, как каждый нерв ее тела напряжен и дрожит от его близости, от знакомого уже запаха одеколона.
– Я сделаю кофе? – полуспросила-полупредложила она.
– Как хочешь. – Он посмотрел ей в глаза. – Я так понимаю, что ты согласилась прийти исключительно из жалости, услышав про моего никудышного папашу?
– Сочувствия, а не жалости, – поправила Синтия. Но это была не вся правда. Ей хотелось быть рядом с ним, в тепле его уютного дома, чувствовать себя под его защитой.
В кухне Реджиналд опустился на высокий табурет и наблюдал, как она плавно движется по кухне, готовя кофе.
– Я никогда и ни с кем не говорю о моем отце. Даже с Майком. Но тебе, Синди, я рассказал эту историю не просто так, а чтобы высказать свою точку зрения. Вернее, две.
Она повернулась и вопросительно взглянула на него.
– Какие?
– Во-первых, мне давно хотелось, чтобы ты успокоилась по поводу этих так называемых социальных различий между нами. Да, я прекрасно образован и преуспел в карьере, но исключительно потому, что работал как проклятый, и потому, что мне повезло добиться стипендии на обучение в лучшем университете. Но когда я рассказывал тебе историю своей жизни той ночью, ты уснула, и мне не удалось познакомить тебя с этими подробностями. Так что в отличие от тебя я вырос в семье с одной только мамой, которой пришлось вернуться на работу, когда отец ушел.
– А что же было с вами двоими?
– Мы все переехали к бабушке, и она присматривала за нами, пока мама была на работе. Сначала мы с Майком плакали по отцу, но потом успокоились и забыли о нем. И только в школе я узнал о собственной неполноценности в этом плане. Дети, знаешь ли, жестокие создания...
– А он хотя бы писал?
– Нет. Он окончил свой путь на крохотном островке в Индийском океане, так что мама узнала о его кончине спустя почти два года после того, как он умер.
– А как она отреагировала на это известие? – спросила Синтия. – После всех долгих и трудных лет.
– Она была безутешна. По-моему, она так никогда и не переставала любить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45