Предвкушая, что сейчас он скажет нечто глубокое и значительное, чего она не хотела слышать, Джина стала осторожно отодвигаться; это было нелегко из-за мешавшего ей покрывала, в которое она завернулась, как в кокон.
- Пэриш, я думаю, я знаю, что ты хочешь сказать, но... - Она уже собиралась выскользнуть из постели, но он схватил ее за руку. - Пожалуйста, Пэриш... - Ее голос умолял, но вырваться она не пыталась. - Я не хочу спорить. Не сегодня утром... не сейчас. Я только хочу в душ и...
- Знаю. Но есть проблема. - Он подмигнул. - Итак, я приступаю.
Она не сразу поняла, а поняв, широко улыбнулась. Пэриш мгновенно развернул ее и стал целовать...
Джина обычно гордилась тем, что никогда не уклонялась от фактов, а факты были таковы - и она это знала, - что, имея дело с Пэ-ришем, она искушает судьбу. Однако, рассуждала Джина, не было никакого вреда в том, что она потакает своему слабому сердцу. Через три дня Пэриш уедет на вторую ревизию, которая продлится пять недель. К тому времени, когда ревизия закончится, она вернется в Сидней, к тому образу жизни, который ей нравился и который делал ее почти счастливой.
Их мимолетной связи наступит конец. И все останется в прошлом. Только в их памяти.
Не стоило бояться даже отдаленных последствий, она лишь слегка отклонилась от тщательно спланированной дорожки к будущему, сказала она себе. Ее веселое времяпрепровождение с Пэришем напоминало роман непослушной девочки-подростка с плохим мальчиком. И, подобно подростку, она так растерялась от неожиданности, что не захотела упускать заманчивую возможность, хотя ей было уже не по летам терять голову. Пэриш молча смотрел, как Джина умело ?проводит лошадь через серию изящных восьмерок на дворе выездки. Предлагая ей покататься, он думал, что она новичок в этом деле, и хотел посмотреть, не лишится ли она самоуверенности, если окажется на земле. Но Джина, хотя и обучалась в школе верховой езды на пони, обладала хорошей посадкой, не дергала лишний раз поводья, когда лошадь проходила между фишками большого размера. Он не выбирал ей какую-то особую лошадь все его лошади были прекрасно выезжены и послушны.
- Хватит, кокетка! Почему ты не сказала, что ездишь верхом?
Довольная усмешка осветила ее лицо.
- Ты не спрашивал.
- Если бы сказала, я подобрал бы тебе лошадь для прогулок.
Она пожала плечами:
- Пожалуй. Я как-то не подумала. Я с семнадцати лет не каталась.
- В таком случае нам лучше прекратить, а то вечером ты не сможешь сидеть.
Направив свою лошадь к воротам, она стрельнула в него взглядом:
- Можешь считать меня циником, но я подозреваю, что мне не придется сидеть, так что ты зря беспокоишься.
- Циник! У меня и в мыслях не было секса!
- Правда? Странно. А у меня из головы не выходит! - Засмеявшись, она ударила животное пятками и ускакала легким галопом.
- Прекрасно, да? - спросил Пэриш, когда она остановила лошадь и, не слезая, оглядывалась вокруг.
Джина ответила шепотом: в этом покое громкий голос был бы подобен визгливой брани в храме:
- Очень...
Кроны величественных деревьев отбрасывали глубокую тень по берегам ручья, такого чистого, что можно было считать гальку на дне. Кое-где солнечные лучи, отражаясь от гладкой поверхности, создавали непроницаемую для глаза завесу яркого света. Пустив лошадь еще на несколько шагов, она поднялась на стременах и коснулась листвы.
- Что это за дерево? - спросила Джина. Мягко касаясь ее пальцев, листья словно пытались удержать ее на этой прекрасной сцене.
- Кулиба. Но не стоит хвататься за всякие листья, они могут преподнести неприятные сюрпризы.
Она повернулась в седле:
- Какие, например?
Пэриш спешился и подошел к ней, чтобы помочь сойти.
- Листья паркинсонии похожи на листья кулибы, растущей вдоль рек и ручьев, но на них - крошечные крючочки.
Она отдала ему поводья и стала смотреть, как он привязывает лошадей к дереву. Взяв за руку, Пэриш повел ее вдоль кромки воды.
- Езда верхом, особенно сквозь колючие кусты паркинсонии, - продолжал он, - может оказаться весьма кровавым экспериментом. А мимоза еще более колючая, чем паркинсония.
- Почему? - спросила она, не так интересуясь ботаникой, как желая слышать его голос.
- У этого кустарника длинные острые шиL пы. Блю вернулся с ревизии изрядно ими поцарапанный.
- А что случилось?
- Было темно, мы заработались, отделяя телят от небольшого стада, Блю работал лицом лагеря и...
- Лицом лагеря? - повторила она, остановившись как вкопанная. - Пэриш, я не понимаю, что это значит. Ты мог бы запомнить, что имеешь дело с городской щеголихой?
Он ухмыльнулся, поднял пальцем ее подбородок и быстро поцеловал в губы.
- Зато теперь ты понимаешь, что чувствует здешний дикарь, когда ты переходишь на свой компьютерный жаргон.
Она щелкнула его по шляпе:
- Здешний дикарь! Не дурачь меня, Пэриш Данфорд! Я видела счета Данфорд-Даунса.
- Это заслуга моего деда. Честь за успехи Даунса принадлежит ему.
- Но ты продолжаешь это дело после его смерти. И масштабы возросли, и прибыль.
Он пожал плечами:
- Мне везло, но это не гарантия на будущее. Длительный успех в этом бизнесе в равной степени зависит и от благоприятного климата, и от деловых качеств... Даже, пожалуй, от погоды больше. Пара лет засухи, и падежи скота неминуемы, и тогда мы можем остаться без штанов. Мой дед обычно говорил, что скотовод ежегодно играет в азартную игру с Богом.
- Но если будущее Данфорд-Даунса так... ну, скажем, неопределенно, почему ты купил Мелагру? Зачем двойной риск?
- Потому что Дауне - мечта моего деда, а я хочу свою собственную.
- И ты ничего больше в жизни не хочешь, как только выращивать скот?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42