— Я помогу тебе снести корзинку в Столярову усадьбу, даже если ты не угостишь меня чаем, — сказал он Малин.
— Так и быть, угощу тебя чаем, — согласилась Малин. — Я очень добрая. Только проводи меня домой. Очень уж корзинка тяжелая!
Но тут из лавки вышел Калле Вестерман и позвал Петера.
— Эй, господин хороший, — сказал он. — Можно тебя на пару слов? Услышав грубоватый, несколько вызывающий голос, Петер обернулся. Перед ним стоял коренастый, чуть диковатого вида человек.
— Что вам угодно? — удивленно спросил Петер. Вестерман потянул его в сторону, чтобы не слышала Малин.
— Да вот что, слыхал я в лавке, ты хотел купить этого тюленя, — вкрадчиво сказал Вестерман. — Ежели по правде, так тюлень этот мой. Я нашел его в шхерах. Сколько дашь за него?
Он подошел вплотную к Петеру и заискивающе уставился ему прямо в лицо. Петер отшатнулся. Сейчас его не интересовали никакие торговые сделки. Сейчас его интересовала только Малин, и он быстро сказал:
— М-да, может, сотни две… но цену назначаю не я. И вообще сперва надо выяснить, кто в самом деле хозяин тюленя.
— Я же сказал — я! — крикнул ему вслед Вестерман. — Я, я!
То же самое он сказал и Чёрвен, когда та вместе со Стиной вскоре вышла из лавки, а следом за ними выполз Музес.
— Послушай-ка, я хочу взять назад моего тюленя, — сказал Вестерман.
Чёрвен смотрела на него, не понимая.
— Твоего тюленя? Ты это о чем?
Чтобы скрыть свое смущение, Вестерман выразительно сплюнул.
— О том, что сказал. Поиграла с ним, и хватит. Тюлень мой, и я надумал его продать.
— Продать Музеса, да ты в своем уме? — закричала Чёрвен. Вестерман стал ей объяснять. Разве он не предупреждал ее, что тюлененок будет у нее, пока не вырастет и пока не будет от него какой-нибудь прок?
— Давай проваливай! Врешь ты все! — закричала Чёрвен. — Ты сказал, что отдаешь его мне насовсем. Сказал. Разве нет?
Быть может, где-то в глубине своей жадной, прижимистой души Вестерман и усовестился, но от этого стал еще настырней.
— Не хватает еще спрашивать у Чёрвен разрешения продать своего собственного тюленя, — сказал он. — Продать его нужно, и все тут.
Ведь ему до зарезу нужны деньги, а если Чёрвен не образумится, придется поговорить с ее отцом.
— Это я и без тебя сделаю, — кричала, горько плача, Чёрвен.
— Дурной ты, — сказала Стина, пнув маленькой худенькой ножкой в сторону Вестермана.
Уходя, Вестерман сказал:
— Вот погодите, я поговорю с Ниссе. Чёрвен задыхалась от злости.
— Ни за что на свете! — кричала она. — Ни за что на свете не видать тебе Музеса! — И она побежала, бросив на ходу: — Идем, Стина, надо найти Пелле.
Поговорить с папой и мамой сразу она не могла: в лавке было полно народу. А Чёрвен знала, что в беде можно довериться только Пелле. Надо немедленно ему сообщить, что им угрожает.
Услыхав ужасную новость, Пелле мрачно покачал головой.
— Никакие разговоры с папой не помогут, — сказал он. — Ты ведь не можешь доказать, что Вестерман отдал тебе Музеса насовсем. А раз так, что дядя Ниссе не будет знать, что делать.
В разговор вмешалась Стина.
— Тогда надо пойти и спросить Мэрту. Но Пелле снова покачал головой.
— Есть только один выход, — сказал он, — спрятать Музеса там, где Вестерману его ни за что не найти.
— Где же, например? — спросила Чёрвен. Пелле немножко подумал, и вдруг его осенило.
— В Мертвом заливе, — сказал он. Чёрвен восхищенно посмотрела на него.
— Пелле, знаешь что, — сказала она. — Лучше тебя никто не при думает.
Пелле был прав, ясно же, он был прав. Маму с папой нечего вмешивать в это дело. И если Вестерман придет к ним и спросит, где Музес, они с чистой совестью ответят:
— Мы не знаем, где он. Ищи его сам!
А найти его Вестерману будет трудно. Ох, как трудно!
В прежние времена, может, много сотен лет назад, поселок на Сальткроке находился не на своем нынешнем месте, а у залива на западном берегу острова… Теперь от прежнего поселка не осталось ничего, кроме лодочных сараев. Целая вереница древних почерневших от времени сараев окаймляла маленький залив, у причалов которого некогда пришвартовывались рыбачьи лодки и парусные шхуны, и где усердные рыбаки, прадеды нынешних сальткроковцев, на голых прибрежных скалах развешивали сушить сети. Теперь там не было ни лодок, ни шхун, если не считать одной старой брошенной шхуны, которая нашла в заливе свое последнее прибежище. «Мертвый залив» — так называли его дети. И залив в самом деле казался молчаливым и мертвым. Удивительная тишина стояла в этих местах, и сюда во время своих одиноких прогулок нередко заходил Пелле. Прислонившись спиной к нагретой солнцем стене сарая, он мог сидеть часами, глядя, как над мостками порхают стрекозы, и считать круги на воде, когда какой-нибудь окунь, резвясь, рябил зеркальную поверхность.
Пелле приходил к Мертвому заливу мирно помечтать и побыть одному. Но были и такие люди, которые находили тамошнюю тишину зловещей, чуть ли не загробной. Там можно было вообразить, что в сумрачных углах покинутых сараев скрыты самые мрачные тайны. И редко забредал туда кто-нибудь из людей. Никто не станет искать там Музеса. В лодочном сарае на берегу Мертвого залива он будет спрятан надежно.
У Чёрвен была небольшая тележка, куда она сажала Музеса, отправляясь с ним в дальний путь или же если у нее не хватало терпения ждать, пока он поспеет за ней. А сейчас путь предстоял дальний. Поэтому Музеса погрузили в тележку вместе с ящиком, в котором он спал. Туда же положили в запас салаки, которую Стине удалось выпросить у дедушки.
Четверка тайных заговорщиков, гонявших футбольный мяч за столяровой усадьбой, увидела эту процессию, и Тедди закричала Чёрвен:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74