Действительно от простуды. Взяла в клинике у терапевта. – Норико протянула пакетик со штампом «Ориентал».
– Не надо.
– Может… у вас не простуда? Скажите честно. Пожалуйста. Вы же врач, вы должны понимать, что…
Наоэ молчал.
– Что с вами?
– Ничего.
– Неправда.
Наоэ потушил сигарету и взял Норико за локоть.
– Пустите. Вы больны, вам нужен покой. – Норико попыталась высвободиться, но Наоэ не отпускал ее. – Не надо. Я ведь ненадолго, меня послали…
– Ну и что.
– Мне пора… А то подумают бог знает что.
– Пусть.
– Нет, не «пусть». И потом… сегодня нельзя. Правда.
Наоэ крепко держал ее в своих объятиях.
…Когда он отпустил ее, Норико коротко вздохнула и открыла глаза. Наоэ лежал на боку. Норико окончательно очнулась.
– Я боюсь… – сказала она. – А если… Если будет ребенок? – Голос ее звучал удивительно мягко. – Вы слушаете меня?
– Слушаю.
– Что тогда? – Норико прижалась к нему. Спина у него была ледяная. Неужели это тот человек, который минуту назад так жадно обнимал ее? – Я… Я воспитаю его. Что бы ни случилось.
Наоэ медленно повернулся и заглянул ей в глаза.
– Это правда? То, что ты говоришь?
– Да.
Он долго смотрел на Норико, потом сон снова сморил его.
– Я пойду, – сказала Норико.
Она вскочила с кровати, схватила одежду и побежала в ванную.
– Ох, уже половина пятого!
Быстро одевшись, Норико подошла к Наоэ.
– Выздоравливайте. – Она наклонилась над ним, и прядь вьющихся волос упала ему на лицо. – Завтра будете в клинике?
– Буду.
– Так и передать госпоже Гёде?
– Да.
– Вам надо поесть.
– Я не хочу.
– Может, мне что-нибудь приготовить?
– Не надо. Проголодаюсь – позвоню в ресторан. Оттуда принесут.
– Потому и болеете… – Норико нежно отерла пот со лба Наоэ. – Может, хоть кофе попьете?
– Нет. Я же сказал – ничего не надо.
– Да, – вспомнила Норико. – Сегодня у нас Исикура едва не умер.
– Что?! – Наоэ приподнялся.
– Начал задыхаться, в общем, еле спасли. Доктор Кобаси сделал искусственное дыхание, откачал мокроту. А Исикура, как в себя пришел, вас звать стал… Он вас так любит.
– Как он лежит? Голова приподнята?
– Нет… У него же обычная койка.
– Обязательно приподнимите его, иначе это опять повторится.
– Я не могу давать советы врачам.
– Передай Кобаси от моего имени.
– Но…
– Никаких «но». Передай ему, что я так велел. Норико, с пальто в руках, снова села на кровать.
– Вы ведь сами завтра придете. Тогда и скажете ему.
– Это надо сделать сегодня.
– Но может быть, я уже не застану его.
– Передашь любому дежурному врачу. Норико кивнула, застегнула пуговицы пальто. Сквозь шторы пробивались лучи закатного солнца.
Без десяти пять. Надо торопиться.
– Ну, я пошла.
…Дул холодный, пронизывающий ветер. Не замечая его, Норико медленно шла к электричке. По тихой улице гулко разносился стук ее каблучков. Она приостановилась, оглянулась на дом, где остался Наоэ, и ускорила шаг.
Смутные предчувствия, неясные мечты кружили голову, воображение уносило ее все дальше и дальше. «Если бы родился ребенок!.. Он непременно будет похож на Наоэ – высокий, красивый, такой же молчаливый, мужественный, решительный. А потом…»
Но на этом мечты обрывались. Представить Наоэ в роли мужа Норико не могла.
На другой день Наоэ, как и обещал, пришел на работу. Правда, после одиннадцати, почти к обеду.
Его не было только три дня, но все с удивлением отметили, что он сильно похудел.
Кобаси уже вел прием, но, узнав, что пришел Наоэ, объявил перерыв. Наоэ, однако, в амбулаторию не спешил, сначала отправился в палаты.
Он осматривал Исикуру, когда с первого этажа прибежала сестра.
– Сэнсэй, вас там ждут пациенты.
– Разве Кобаси не принимает?
– Да. Но… раз вы пришли, то…
– Пусть пока продолжает работать. Сестра ушла.
Наоэ взял иссохшую руку Исикуры и стал считать пульс.
– Я слышал, вам вчера было плохо, – сказал он.
– Одной ногой в могиле стоял… – Исикура говорил с трудом, тяжело выговаривая каждое слово.
– В другой раз, как станет трудно дышать, сразу зовите врача.
– Это… все так… внезапно…
– Ну а сегодня? Все хорошо?
Исикура едва заметно кивнул и медленно произнес:
– Доктор, не уходите надолго… Прошу вас…
– Хорошо, хорошо.
Исикура давно не ел, и язык у него покрылся белым налетом. Роговица глаз была мутной, реакция на свет плохая. Старик действительно стоял одной ногой в могиле.
– Вам надо лечь поудобнее.
Исикура ничего не ответил. Он закрыл глаза и сложил руки ладонями вместе, как для молитвы.
Наоэ, бросив на него внимательный взгляд, вышел. В коридоре он недовольно спросил Норико:
– В чем дело? Я же велел переложить его на другую кровать.
– Я хотела сказать… Но дежурил как раз доктор Кобаси и…
– Тем более.
– Но… Он знает о нас. Акико ему рассказала.
– Ну и что? Наши отношения – одно, а работа – совсем другое.
– Доктор Кобаси, кстати, говорил: если больной так слаб, что не может прочистить горло, значит, он уже не жилец; можно спасти раз, другой, но, в общем, все усилия бесполезны.
– Правильно говорит Кобаси. Но нельзя допускать, чтобы старик умер таким образом.
– Не все ли равно как…
– Нет, совсем не все равно. Если он захлебнется мокротой, родственникам такая смерть покажется нелепой, чудовищной. Они будут корить и нас, и себя.
– Об этом я не подумала.
– Ты в сёги играешь?
– Нет… – удивилась Норико.
– Когда в сёги заканчивают партию, проигрыш виден игроку за много ходов вперед. Но с первого взгляда на доску создается впечатление, что проигрывающий всего чуть-чуть, на один ход, отстает от побеждающего. Примерно такое же впечатление должно быть и в этом случае.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93