Инстинкт редко говорит нам правду. Гормоны реагируют не на тех мужиков, с которыми лучше жить, а на тех, у кого сильный тестостерон. Ты что, хочешь жить не с человеком, а с тестостероном? – пристрастно вперилась в меня своими глазками подруга. Я задумалась. Жить с тестостероном? Длинноногим красавцев, поигрывающим загорелыми мускулами? М-м-м, ни за что!
– Но Борис – как раз тот, с кем жить, как мне кажется, лучше всего, – осторожно предположила я. – Он ответственный, взрослый, не бедный.
– Но с твоими способностями и внешностью ты должна выбирать максимум, – горячилась Света, словно закипевший чайник.
– Попробую, – вздыхала я. Но голова (пусть даже и старородящая) думала только о Борисе. Даже тогда, когда я компилировала задним числом творческие командировки по городу для Гоши, который просто не имел сил доехать до Останкино. По объективным причинам, между прочим. Не помню, только, по каким. Я вспоминала Борисово по-английски вежливое, обаятельное, но всегда чуточку отстраненное выражение лица. Его исполненная достоинства, неспешная, чуждая соблазнов и всяческой истерики походка. Он был как старинный секретер. Деловой и лаконичный в дизайне, сделанный из прекрасных материалов и уникальный по всем статьям. Другого такого нет. Когда мы с ним ехали в такси к нему домой, то есть практически ко мне домой, потому что он тоже жил в Строгино, то я честно думала одними сплошными гормонами. Которые кричали мне «бери и беги». Не думая ни о каких выгодах.
– А что, ты действительно так спокоен, как выглядишь? Неужели ты ничего не чувствуешь? – спросила я после долгих колебаний и уговоров себя, что человеку язык даден не только для того, чтобы обсасывать шариковые ручки до синевы, но и чтобы говорить.
– А что, похоже, что я ничего не чувствую? – изобразил удивление Борис.
– А то ты сам не знаешь! – возмутилась я.
– Я очень все чувствую. Все необходимые нервные импульсы и химические реакции у меня происходят. Я не киборг, – спокойно, как на лекции по истории древнего мира, пояснил он.
– Успокоил, – фыркнула я и отвернулась. Мне представилось, что будет дальше. Вот мы придем к нему в его холостяцкую берлогу, где посреди комнаты будет стоять огромная круглая кровать, на которую будет брошена шкура какого-нибудь вымирающего тигра.
– Ну, проходи. Раздевайся. Налить тебе вина? Нет? А я перед сексом предпочитаю капельку текилы. Бодрит, – скажет он и поставит в стереосистему (наверняка оптимальную и очень навороченную) какой-то сопутствующий моменту диск. Что-нибудь классическое, с сильными басами. Я присяду на край круглой кровати и примусь изображать женщину-вамп, которая всего именно такого и желала. А потом, после отчаянно прекрасной ночи я, усталая, вымотанная и опустошенная, вернусь в свой дом и буду рыдать под кривым наляпанным на потолок солнышком.
– Ты хоть расскажи, что ты там себе нафантазировала? – я вдруг услышала его насмешливый голос у себя над ухом.
– А? Что? – ойкнула я, наткнувшись на блеск его внимательных глаз. – Да нет, ничего. Всякую ерунду.
– Только не делай вид, как ты готова на все. Я ничего «всего» и не требую, – фыркнул Борис и вышел из машины. Мы, оказывается, приехали. Он, разозлившись чему-то, что понимал он один, не подал мне даже руки.
– Что-то не так? – заволновалась я, выбравшись из недр автомобиля и семеня за бодро идущим вперед Борисом. Тот вдруг так резко остановился, что я чуть не сбила его с ног и повисла на его плече, оттянув рукав.
– Все не так. Почему-то ты смотришь на меня так, словно твой визит сюда – это выполнение какого-то жутко кабального договора с сатаной.
– О чем ты? Бред какой-то? – запротестовала я. Хотя, наверное, мне было приятно чувствовать себя пойманной в силки жертвой. Чуть-чуть. Эдаким агнцем прямо перед принесением в жертву. Что-то такое из игр маркиза де Сада. А Борька, подлец, как всегда меня раскусил и не дает предаться сладостному самообману.
– Ты, между прочим, сама меня нашла и сама предложила усугубить наше знакомство. Я-то, кстати, ничего плохого не имел в виду. А если ты так настаиваешь, что я мерзавец, так я против. Давай-ка я тебя отвезу домой.
– Нет! – выкрикнула я раньше, чем успела сообразить, что это все до слез обидно и мне пристало отвернуться от него и уйти навсегда. Черт, опять я уперлась в того, от кого надо уйти навсегда. А я опять не могу. И не хочу.
– Ты что? Плачешь? – вдруг совершенно изменившимся тоном спросил он, одновременно пытаясь заглянуть ко мне в лицо. Я упорно отворачивалась и пыталась проглотить весь тот комок, который накопился за мою жизнь. Везет тем, кто способен плакать по любому удобному и неудобному поводу. А вот я плачу один раз в пять-десять лет, но зато делаю это так, что мало никому не кажется.
– А-а-а! Все вы сволочи! Только и норовите, что попользоваться! А-а-а, нет в жизни счастья, – немотивированно хлюпала ручьями и потоками я, параллельно стуча кулаками в Борисову грудь.
– Что ты, что ты. Перестань. Я прошу! Я тебе конфетку дам. Сладкую. Хочешь? – понес он какую-то бессмыслицу, одновременно пытаясь плечом отгородить меня от толпы удивленных прохожих, а рукой затолкнуть в свой подъезд.
– А-а-а! Знаю я ваши конфетки! Все вы норовите конфетами меня заткнуть! Не дождетесь! – орала я, переходя уже в натуральные рыдания. При этом я делала вид, что затолкнусь в подъезд только через его труп. И в итоге добилась-таки своего, в смысле, оказалась в его мягко освещенной прихожей совершенно против своей воли. Там Борис прекратил выкручивать мне ручки и взял в ладони мои зареванные щечки.
– Так! Стоп! Уже приехали, публики нет, одна только моя несчастная собака, обломок кораблекрушения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79