И он ничего не может поделать. Ему остается только сидеть сложа руки и ждать, что решат за него эти повелители жизни и смерти. Была минута, когда его охватил ужас и по всему телу выступил холодный пот, потом он пересилил себя. Он старался покориться своей судьбе, вспоминая и повторяя отрывок из "Ин Чи-Вен" ("Трактата о пути к спокойствию"); но вместо этого ему упорно представлялся сад покоя и размышления. Это сбивало его, и, наконец, он отдался своей мечте и очутился в саду. Он сидел там, прислушиваясь к нежному звону колокольчиков. И что же! Стоило ему перенестись туда в своих грезах, как он тотчас вспомнил и повторил отрывки из "Трактата о пути к спокойствию".
Погруженный в эти приятные размышления, А Чо и не заметил, как они достигли Антимаоне, и очнулся только тогда, когда тележка остановилась у подножья эшафота, в тени которого их с нетерпением ожидал сержант. А Чо быстро повели по лесенке на помост. Очутившись там, он увидел внизу море голов. Тут собрались все кули с плантации. Считая, что это зрелище послужит кули хорошим уроком, Шеммер велел им прекратить работу, и всех их пригнали смотреть на казнь. Увидев А Чо, кули начали между собой перешептываться. Они заметили ошибку, но не захотели вмешиваться. Непостижимые белые дьяволы, видимо, передумали и, вместо того чтобы казнить одного невинного, казнят теперь другого. А Чо или А Чоу - какая разница? Никогда китайцам не понять этих белых собак, так же как и белым собакам никогда не понять китайцев. А Чо отрубят голову, но сами они, проработав оставшиеся два года, возвратятся обратно в Китай.
Шеммер сам соорудил гильотину. Он никогда не видел этой машины, но, будучи мастером на все руки, смело принялся за дело, расспросив предварительно французских чиновников об ее устройстве. По его предложению французские власти распорядились, чтобы казнь состоялась в Антимаоне, а не в Папити. Убийца должен понести заслуженную кару там, где было совершено преступление, доказывал Шеммер, а кроме того, зрелище казни окажет благотворное влияние на пятьсот работающих на плантации кули. Шеммер вызвался также взять на себя обязанности палача и теперь стоял на помосте, проверяя действие построенного им механизма. Под гильотину подложили банановое деревцо, толщиной примерно в человеческую шею. А Чо, как зачарованный, не мог отвести от него глаз. Немец повернул небольшой ворот, поднял нож до верхней перекладины, потом дернул веревку, и нож, сверкнув, упал вниз. Ствол банана был аккуратно разрезан на две части.
- Ну, как? - спросил, поднявшись на помост, сержант.
- Работает на славу, - с гордостью ответил Шеммер. - Сейчас я вам покажу.
Он снова повернул ворот, поднимающий нож, дернул веревку, и нож стремительно скользнул вниз. На этот раз он врезался в мягкое дерево только на две трети его толщины.
Саржант насупился.
- Это не годится, - сказал он.
Шеммер вытер выступивший на лбу пот.
- Надо сделать поувесистей, - сказал он и, подойдя к краю помоста, приказал кузнецу подать ему двадцатипятифунтовый железный брус. Когда Шеммер стал прилаживать брус к верхнему широкому краю ножа, А Чо взглянул на сержанта и решил: теперь или никогда.
- Почтенный судья сказал, что голову отрубят А Чоу, - начал он.
Сержант нетерпеливо кивнул. Он думал о предстоящей ему в этот день поездке за пятнадцать миль к наветренной стороне острова и о дожидавшейся его там хорошенькой мулатке Берте, дочери торговца жемчугом Лафьера.
- А я не А Чоу. Я А Чо. Почтенный тюремщик нас перепутал. А Чоу высокого роста, а я, как видите, низкого.
Сержанту достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться в ошибке.
- Шеммер! - повелительно крикнул он. - Подите сюда.
Немец что-то буркнул, но не тронулся с места до тех пор, пока брус не был укреплен как следует.
- Ну, готов ваш китаеза?
- Да вы взгляните на него, - последовал ответ. - Разве это тот?
Шеммер открыл рот от удивления. Несколько секунд он забористо ругался, с сожалением поглядывая на сооруженную собственными руками машину, которую ему очень хотелось испытать.
- Вот что, - сказал он наконец. - Откладывать никак нельзя. Мои пятьсот китайцев лодырничают здесь уже три часа. Не могу же я терять еще три часа работы из-за того, что нам подсунули не того человека. Так или иначе, дело надо довести до конца. Ведь это же всего-навсего китаеза.
Сержант вспомнил предстоящую ему утомительную поездку, вспомнил хорошенькую дочь торговца жемчугом и призадумался.
- Даже если это раскроется, все свалят на Крюшо, - настаивал немец. Но как это может раскрыться? А Чоу во всяком случае не пойдет жаловаться.
- Крюшо тут ни при чем, - возразил сержант. - Видимо, тюремщик спутал.
- Так нечего и откладывать. Как бы там ни было, мы не виноваты. Разве этих китаез отличишь одного от другого? Скажем, что выполняли инструкцию, а какого нам китаезу прислали - это уж дело не наше. Да я просто не могу вторично отрывать всех кули от работы.
Они разговаривали по-французски, и хотя А Чо не понимал ни слова из их разговора, ему было ясно, что сейчас решается его судьба. Ему также было ясно, что последнее слово принадлежит сержанту, и он, не отрываясь, смотрел ему в рот.
- Так и быть, - решился, наконец, сержант. - Валяйте. Ведь это всего-навсего китаеза.
- Испытаем еще раз для верности. - Шеммер пододвинул ствол банана, а нож снова поднял к верхней перекладине.
А Чо пытался вспомнить изречения из "Трактата о пути к спокойствию". "Живи в мире со всеми", - пришло ему на ум, но тут это было неприменимо. Жить ему не придется. Сейчас он умрет. "Прощай злобствующих", - но чью злобу ему прощать? Шеммер да и все остальные действовали без всякой злобы.
1 2 3 4 5 6