Среди этих черт святоотеческое богословие и православные философы нового времени отмечают:
— свободную волю (о ней позже);
— творческую деятельность (человек, как и Бог, творец в своем масштабе);
— стремление к бессмертию;
— молитвенность;
— совесть и раскаяние;
— нравственность (две последние — следствие свободы);
— властное миропознание;
— самосознание (в отличие от сознания животных — познание самого себя, смысла жизни, истории, оценка явлений с точки зрения целесообразности или эстетики) и др.
Отцы Церкви также часто в связи с образом Божиим говорят о Троице. При этом образ Божественной троичности усматривается в связках «дух — душа — тело», «разум — воля — чувства», «мысль — слово — дыхание» и др. (см., напр., св. Иоанна Кроншт.)
Понятие образа Божия является синонимом потенциальной Божественной данности. Но под «подобием Божиим» отцы Церкви понимают поставленную перед человеком цель уподобления Самому Богу, т. е. уже не данность, а заданность (далее это будет разъяснено, а без комментариев звучит довольно дерзновенно). Человек создан по образу Божию и призван к подобию Божию. «Человек — это животное, призванное стать Богом» (св. Василий Великий). И, в отличие от животных, человеку в числе первых заповедей благословлено не просто плодиться и размножаться, но и владычествовать над всем живым и над всей землею (1, 26). Заповедь власти над миром придает неожиданную целесообразность всем предыдущим этапам творения, и оказывается, что Бог сотворил вселенную для человека, и эта завершенная картина вызывает высшее одобрение Творца («хорошо весьма» , 1, 31) Здесь уместно во-первых, вспомнить об атеистическом обвинении в том, что христианство унижает человека. А во-вторых, можно сравнить библейский текст с месопотамским мифом о том, что когда боги низшего уровня не захотели выполнять самую тяжкую и грязную работу по приказу верховного божества, они создали себе из глины людей, чтобы те мучались вместо них (!) Духовно-телесный человек создан как вершина («венец») Божьего творения. Находясь на стыке двух миров, духовного и материального, он призван быть управителем Бога во вселенной. Другая заповедь — хранить и возделывать землю (2, 15) — точно определяет механизм этого управления. Хранить — значит суметь сохранить полученные дары и величие, возделывать — трудиться, познавать, приносить плоды. Рай поэтически назван садом, и стало быть, человек — садовник, приносящий Творцу плоды благодатного труда (попутно заметим: в замысле Божием небесные светила не правят человеком, а служат ему; природа — не «мать», а скорее «сестра» или даже служанка).
В связи с рассуждениями о сотворении мира и человека коротко упомянем о споре между «эволюционистами» и «креационистами». Последние считают, что библейские «дни» равны нашим суткам, что человек и животные сотворены одновременно и упрекают первых в дарвинизме и атеизме: Богу, дескать, не нужны особые природные механизмы, Ему достаточно сказать слово. Но библейские эволюционисты также считают теорию Дарвина ущербной; они говорят о «творческой эволюции», т. е. развитии под воздействием благой и мудрой воли Творца. Уже одно то, что человек создан не в особый «день», а именно в один день со зверями (но не с рыбами и птицами), может служить косвенным указанием на животное происхождение человека. Есть и другие нюансы в тексте в пользу постепенного творения мира. При этом появление человека есть не просто этап эволюции, а «революция», т. е. качественно иной уровень.
Но по большому счету даже не в этом дело. Во-первых, богословия касается лишь то, что именно Бог сотворил человека и то, каким Он его сотворил и для чего, а спор о том, каков «технический способ» появления человека, должен быть делом сугубо научным, даже не обязательно задевающим вопрос личной веры ученого. Во-вторых, если наука показывает нам некую сложность или постепенность явлений, то это обстоятельство веру верующего не умаляет, а усиливает, ибо, постигая сложнейшие природные механизмы, мы преклоняемся пред величием Божиим. Наконец, в-третьих, независимо от научной точки зрения сама библейская концепция постепенного преображения, исцеления падшего мира, врастания человека в тайну жизни Божественной Троицы есть прежде всего концепция становления, возрастания и в этом смысле — эволюции (чего, кстати сказать, почти не встретишь во внебиблейских религиозных моделях мира).
Весьма интересны слова о седьмом дне. К этому дню Бог «совершил … дела Свои … и почил от всех дел Своих, которые делал» (2, 1-2). Кажется, это похоже на древний деистический взгляд, согласно которому Бог устранился и не вмешивается в дела мира, предоставив его самому себе (деизм часто таит упрек Творцу и является основой самооправдания человека). Но бытописатель словно иронизирует над глупостью неверия и потому добавляет: «и благословил Бог седьмой день, и освятил его» (2, 3). Седьмой день, когда Бог ничего принципиально нового не творит, но благословенно и свято присутствует в мире, а сам мир живет по заложенным в него законам — это «день» нашей земной человеческой истории, длящийся по сию пору. (По аналогии можно сказать, что после Воскресения Христова миру открылось знание о восьмом дне — «дне» будущего Царства Божия. С этим связан двойной статус воскресного дня: воскресенье это и седьмой день недели, и следующий день после ВЗ-ной субботы, т. е. «восьмой»).
Первый человек помещается Богом в раю. В духовном смысле первозданный рай есть прежде всего состояние теснейшего богообщения; первый человек непосредственно видит Бога и говорит с Ним — это период до грехопадения, своеобразное «детство» человечества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60