Порой слышимость была превосходной, и однажды после особенно колоритного
куплета, Натаниэль сказал, будто извиняясь:
- Не надо забывать, что матросские песни являются результатом долгих
лет одиночества и оторванности от дома, желаний, которые не находят своего
удовлетворения. Для меня, как для исследователя языка и человеческой
природы, они представляют интерес. Но если они оскорбляют твой слух,
Филипп, ты можешь прикрыть дверь.
Но мои мысли и чувства не имели ничего общего с оскорбленностью.
Каждый из этих грубых парней, вожделенно орущих песенку про какую-нибудь
Мэри с белоснежной грудью, рисовал в своем воображении реальную женщину,
которую он желал так же страстно, как я желал Линду. Я вполне мог бы всей
душой присоединиться к этому вокальному проявлению рвущейся наружу
невоплощенной страсти. Когда Ломакс вынес свой приговор, я поймал взгляд
Натаниэля, в котором смешались юмор и смущение, заставившие его поспешно
отвернуться.
- И что вы предлагаете мне предпринять? - спросил он.
- Поговорить с хозяином, - с готовностью ответил Эли. - Попросить его
не выдавать матросам эль и ром до конца путешествия. Предложить ему отдать
приказ о том, что любая песнь должна быть только во хвалу и с мольбой к
тому, кто правит волнами и ветрами, в чьих руках судьбы тех, кто отважился
пуститься в путешествия морские.
- Я могу это сделать, - задумчиво сказал Натаниэль, - но, друзья мои,
вы должны отдавать себе отчет, что это будет только просьба, а не приказ.
Хозяина с его кораблем и командой наняли для того, чтобы он доставил нас в
бухту Салем. Что пьют и что поют его люди, нас касаться не должно.
- Разве не касается солдата, - взорвался мистер Томас своим протяжным
уэльским акцентом, если он услышит открытый призыв к предательству короля?
А мы, солдаты Господа, присягнувшие ему на верность, по вашему мнению
должны не проявлять подобной преданности нашему небесному монарху? Нет уж!
И если вы сомневаетесь в силе своих слов, мистер Горе, пришлите хозяина
сюда, мы повторим ему все, что вы только что слышали.
Натаниэль поразмыслил и сказал:
- Сначала я сам поговорю с ним, а если это не возымеет действия, то
приведу его к вам.
Когда они удалились, Натаниэль повернулся ко мне с таким удрученным
выражением, которого я никогда еще не видел на его лице, и сказал:
- Я с большим сожалением начинаю постепенно осознавать, Филипп, что
не подхожу нашему обществу, потому что пытаюсь проповедовать терпимость и
верю в то, что человек пожинает результаты собственных деяний и чтит
Господа Бога так, как ему представляется правильным. Я тем самым поставил
себя в ложное положение. Я никогда не стану главой второго поколения
пилигримов. Я...
Он быстрым шагом направился к своей койке и, пошарив под одеялом,
достал маленькую книжечку в коричневой обложке, сшитой обычными нитками.
Он резким движением перелистал страницы рукописи:
- Послушай-ка вот что... это написано в прошлом году одним моим
другом, которого уже нет среди нас, упокой Господь его душу...
Он начал с упоением декламировать:
О если б смерть быть в силах обмануть,
Ласкал бы я веками твою грудь,
Столетия помчались бы, как дни,
Столь сладки были б прелести твои.
Дальше:
...В могиле темной, неуютной
Найдешь плоть девы неприступной,
Но сбереженная невинность
Уж отдана земле на милость.
И ты отдашь земле во власть
Свою бушующую страсть.
Вдали от страха и страданий
Уж не познать тебе лобзаний.
И наконец:
Но раз не суждено самим
Нам хода жизни изменить,
Предав себя страстям земным,
На свете этом будем жить!
- Обрати внимание на "страстям земным", Филипп. Я восхищаюсь этими
стихами и считаю их великими. Но в кубрике редко попадаются большие поэты,
там довольствуются такими поэтическими перлами, как "белоснежная грудь
Мэри" или "подставляй свои губки". И зная это, имею ли я право отвергать
способ, которым бедняги-парни воплощают вечную тему? Если я заведу этот
разговор, если не захочу пойти против мнения общества, я предам свои
убеждения. Помоги, мне, Филипп. Что бы ты посоветовал?
- Они принимают это слишком близко к сердцу, - высказал свое мнение
я, - что часто случается с людьми, когда речь идет об их долге перед
Богом. Может, просто стоит предложить, чтобы матросы пели потише...
- Наверное, так и придется сделать.
Он одернул свой сюртук и быстрой нервной походкой вышел из каюты.
Оставшись один, я взял книжку со стихами. Она вся была исписана
аккуратными черными буквами и проникнута эротическими настроениями. И тут
я наткнулся на следующие строки, написанные на отдельной странице.
Как влагой полнится иссохшая земля,
И ветер нам несет прохлады облегченье,
Так будешь ты поить, любимая моя,
Меня любви нектаром, радостью влеченья.
Они задавали тон всему маленькому томику, и почитав затем с полдюжины
стихов, я просто обезумел от боли. Подняв воротник пальто, я вышел на
палубу и остановился, опершись на борт и вглядываясь в темноту ночи.
Западный ветер, который так будоражил зимой автора прочитанных мною строк,
тормозил ход судна, которое с трудом продвигалось вперед. Мягкие воздушные
волны нежно касались моих щек, над головой по небу проплывали тонкие
темные облака, закрывавшие луну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99