Лишь в глазах пряталась упрямая детская обида.
Не должен был я так неожиданно и надолго уезжать. Не имел на это ни
малейшего права. Тем более сразу после генетической проверки,
подтвердившей нашу полную совместимость...
- Знаешь, Миша, мне иногда кажется, что ты скрываешь от меня
какую-то огромную беду. Прячешься, потому что не хочешь врать мне в
лицо...
Я вымученно улыбнулся. Ничего, у Кати в номере видеофон не лучше
моего. Попробуй разберись: усмехаюсь я или сдерживаю слезы.
- Какая может быть беда, Катька? Теперь, после этой проклятой
проверки...
Вытащив из кармана лист генетического контроля, я махнул им перед
маленьким глазком телекамеры. Так, чтобы Катя снова увидела бодренькие
разрешающие слова и зеленый цвет печати. Заключение я подделал, и не
нужно быть специалистом, чтобы распознать фальшивку. Но по видеофону
документ смотрелся вполне убедительно.
- Я понимаю, Миша... И все-таки боюсь.
Наверное, это неизбежно. Того, кто любит тебя, обмануть очень
просто. А того, кого любишь сам, - почти невозможно. Каждая улыбка,
каждая уверенная фраза выйдут наигранными и ненастоящими. Словно ты,
говоря вполголоса одно, выкрикиваешь при этом совсем другое. Когда
любишь, даришь частичку себя.
А себя не обманешь.
- Все хорошо. Катя. У нас с тобой все в порядке. Просто оболтус, в
которого ты случайно влюбилась, опять понадобился человечеству. Нужно
помочь одному великому, но несчастному ученому. Никто другой этого
сделать не сможет.
- И ради несчастного ученого ты три месяца болтаешься по всему
континенту?
- Да.
- Но зачем? Ты ведь хотел забыть про свои способности! И никогда
их больше не применять.
Я киваю. И виновато разъясняю:
- Дело в том, что я обязан этому ученому. Очень обязан. Вот и
приходится... помогать.
- Уж не изобретатель ли это газовых фильтров? - Катя наконец-то
рассмеялась. Почувствовала, что я говорю правду. Пусть и не всю, но
лжи в моих словах тоже нет. Недаром говорят, что, скрывая обман, нужно
сказать много настоящей правды.
- Это пока секрет...
Мы болтаем еще с полчаса. Катя то успокаивается, то снова
встревоженно вглядывается в экран. Мой флаер тихо гудит, поглощая
расстояние. А Катино лицо становится все более сонным, расслабляется и
кажется теперь совсем детским. Есть у Кати такая особенность.
Наверное, весь свой взрослый вид она создает постоянной серьезной
гримаской. Но сейчас ей не до этого - она слишком хочет спать.
Мы желаем друг другу спокойной ночи и прерываем связь. Экран
гаснет, я остаюсь в темноте, наполненной мерцанием приборов. Внизу
темнота, лишь на горизонте разгорается бледное пламя ночного города.
Там ждет меня заказанный накануне номер отеля. И абсолютно не ждут
одиннадцать семей - последних "подозреваемых" из списка Эдгара.
Завтра я закончу проверку. А послезавтра увижу одного великого, но
очень несчастного ученого.
И решу, стоит ли делать его счастливым.
Коттедж на берегу ничуть не изменился. Да и его хозяин, ждущий
меня на пороге, тоже. Правда, сегодня не было дождя и туман рассеялся
под теплым солнцем, а бегущие волны казались голубовато-прозрачными,
чистыми как стекло.
Только подойдя ближе, я заметил в лице Эдгара странную
неподвижность. Смесь уже наступившего разочарования и еще не погибшей
надежды. Но, слава Богу, он хотя бы не был пьян.
Эдгар молча провел меня в дом. Приготовил кофе. И лишь потом
спросил, резко, без предисловий:
- Итак, ты не нашел его?
Выходит, я был прав. Абсолютно прав в своих подозрениях. Глотнув
кофе, я посмотрел Эдгару в глаза. И ответил:
- Почему же? Нашел.
Лицо Эдгара задрожало. Неподвижность сползала с него, уступая
место... обиде. Да, именно обиде. Он не ожидал, что его смогут
переиграть.
- Невозможно, - быстро произнес он. - Последний в списке оказался
моим сыном? Один шанс из тысячи тридцати двух. Немыслимо.
- Значит, ты следил за мной, - равнодушно констатировал я. -
Электронный жучок на одежде... или в обшивке флаера.
Эдгар покачал головой. Проигрывать он все-таки умел.
- Не так тривиально, Миша. Темпоральный зонд.
Я кивнул. Этого и следовало ожидать. Слишком уж по-крупному шла
игра... Где-то рядом со мной, отставая на долю секунды субъективного
времени, неощутимый и бесплотный, крался сквозь пространство
прибор-соглядатай. Одна из любимых игрушек Темпорального Института,
применение позднее двадцатого века категорически запрещено...
- Прояви его, Эдгар. Хочется посмотреть.
Он покачал головой:
- Невозможно. Зонд раздавит эту комнату и еще половину дома.
Похоже, он не врал. Действительно, к чему делать миниатюрными
машины-шпионы, прикрытые темпоральным полем лучше любого камуфляжа...
- Тогда поговорим на равных.
Я вынул газовые фильтры, погружаясь в свой мир -
болезненно-реальный мир оживших миражей, разноцветных теней,
прерывающихся звуков.
- У меня есть нужное имя. У тебя... Впрочем, действительно ли ты
можешь мне помочь? Вначале план был в том, чтобы выследить, на какой
семье я прекращу поиск, и сообщить мне, что затея провалилась...
например, тебя уволили из института. Я был бы не в обиде, ведь имя-то
сообщить еще не успел. Так?
- Так.
- А теперь ты ставишь на другое... На ампулу в правом кармане
пиджака!
Рука Эдгара метнулась к карману. Застыла, вцепившись в ткань. А на
лице, впервые за время нашего знакомства, появился страх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32