Если в европейской медицине судят об эффективности тех или иных подходов с учетом клинического опыта многих поколений врачей, то в американской во главу угла поставлена статистика, цифры. Например, существует так называемое симптоматическое лечение - когда препарат не вылечивает болезнь, а просто облегчает тот или иной симптом болезни. В Европе существует большой спектр таких препаратов, например, желчегонные при холецистите. В Штатах проводят широкомасштабное исследование, и если статистические данные не показывают, что данный препарат существенно влияет на исход болезни, ее продолжительность, частоту осложнений и т. д. - он в медицине не используется. А то что он облегчает страдания больного - в расчет не очень принимается. То, что нельзя посчитать, взвесить и проверить статистически - не воспринимается всерьез. Например, до последнего времени иглоукалывание почти не использовалось в конвенциональной американской медицине, считалось чуть ли не шарлатанством, лишь в последнее время нехотя сквозь зубы признается его частичная эффективность при некоторых состояниях. Тогда как в Европе этот метод лечения органично вошел в клиническую практику, им занимаются только дипломированные врачи.
В сфере диагностики схема так же выглядит по иному. В России было принято очень тщательно собирать анамнез - расспрос больного, и уже после этого назначать лабораторное и инструментальное обследование, "стрелять в яблочко". В Штатах принято "стрелять по площадям" - если данный симптом встречается при нескольких состояниях, назначают анализы для проверки всех их, чтобы перекрыть все возможности. Анамнез собирается очень поверхностно, с больным вообще не очень то разговаривают. В общем и целом - европейская медицина больше искусство, а американская - больше индустрия. Все что эффективно, ускоряет и удешевляет лечение - поддерживается, все прочее без сомнений отбрасывается, зачастую вместе с полезными вещами, которые трудно оценить с помощью статистики. Иногда это происходит в ущерб больным, однако следует сказать, что при всей бездушности американской медицины она все же весьма эффективна, как любая современная индустрия. Кроме того, в советской медицине был очень велик разрыв между профессиональным уровнем хороших и плохих врачей. Были настоящие асы, художники своего дела, и были люди, которым нельзя доверить лечить даже морскую свинку. В израильской медицине различия между уровнями врачей сглажены, плохие профессионалы не выживают система их отбрасывает. Т. е. подавляющее большинство - на среднем уровне, но зато этот уровень довольно высок. Это тоже объясняет большую результативность американского подхода к медицине.
По мере прохождения курса мы писали экзамены по каждому из его разделов. Интересно, что худшие оценки всегда получали те, кто именно в данной области медицины и работал. Например, бывшие психиатры лучше проходили тесты по терапии, чем терапевты, бывшие педиатры заваливались по педиатрии, и успешно проходили гинекологию, в отличие от гинекологов, которые, естественно, на гинекологии и валились, без проблем сдавая педиатрию и терапию. Это еще раз доказывает, что различие в подходах очень велико, и часто входит в противоречие со всем твоим прежнем опытом.
Так или иначе, курс продолжался. Я решил, что неплохо бы немножко подзаработать, и начал работать по ночам на киббуцной фабрике - пекарне. Моя работа заключалась в снятии с конвейера горячих буханок хлеба и упаковка их в коробки. Коллектив состоял наполовину из арабов соседней деревни, наполовину из "русских" олимов - в основном бывших инженеров. Начальствовал над нами некто Хаим - пожилой иракский еврей, всю жизнь проработавший на этой фабрике, и доросший до бригадира. Работа начиналась в 19 вечера, продолжалась до утра. Обычно Хаим приходил на работу чернее тучи, начинал с придирок и ругани, затем несколько раз наведывался к себе в подсобку. С каждым визитом он становился все милее и неустойчивее при ходьбе. К середине ночи он уже лез обниматься, а затем до утра пропадал в каком ни будь углу, где его можно было обнаружить по храпу и запаху перегара. Так что Израиль - это страна больших возможностей для всех, и даже для алкоголиков. Впрочем, за все годы жизни в Израиле больше алкоголиков я, пожалуй, и не встречал.
Работа была очень тяжелой. Мы одевали перчатки, так как булки жгли руки, а острые корки резали как ножом. На конвейере работало одновременно 4 человека - трое на упаковке, один отдыхает. Каждые 15 минут происходила перемена - последний шел отдыхать, а отдохнувший становился первым. В 6 утра смена кончалась, мы разбредались по домам. С арабами особых разговоров не было, отношения были безразличные. Да и вообще особенно разговаривать на работе было некогда.
Хаима очень веселило, что у него под начальством работают врачи и инженеры, он считал своим долгом объяснить нам, что он думает о нашем профессиональном уровне, и вообще о "русских" олимах. Впрочем, человек он был не злой, и нашу неловкость и неумение при работе на конвейере нам охотно прощал, говоря - "Ничего, через пару лет научитесь, а потом и в бригадиры выйдете". Эти сияющие перспективы нас не вдохновляли, постепенно инженера находили работы по специальностям и уходили с фабрики.
Я, поработав пару месяцев, тоже бросил это дело, поскольку решил, что хватит дурака валять - экзамен приближается. Тем временем люди на курсе начинали разбиваться на группки, и после учебы шли к кому-нибудь прорабатывать вопросы тестов. Экзамен проводится по американской системе дается вопрос и 5 вариантов ответа - нужно выбрать правильный.
1 2 3 4