Что тобой движет? Я не спрашиваю об обидах личных; в наше безумное время все мнят себя Брутами и Катонами. Так вот, я не спрашиваю, что я сделал дурного тебе; ответь, что я сделал дурного государству?
— Ничего.
— Я хочу слышать ответ!
— Мне иного сказать нечего.
— Или ты полагаешь, нравы прошлого царствования не требовали исправления?
— Нравы — нет. Государь, сказал бы — не дослушаешь.
Павел вздохнул шумно, вскинул надменно голову.
— Пороки вельмож, государь, что дождь — загородись чем, не мочит. Но идет же, и грязь оттого на земле. Худшие изгнаны, хоть и на смену им не святые пришли, только ничего доброго я в этом обмене не вижу. Людям помыслить пора не о том, как плохих вельмож на хороших поменять, а как без вельмож вовсе прожить.
Не говоря ни слова, Павел поднялся резко, стремительно подошел к столу, написал две строчки, поставил подпись и молча подал, бумагу Евграфу. То был приказ о заточении полковника Грузинова в Ревельскую крепость впредь до особого распоряжения, и единственное, чего хотел сейчас император, чтобы человек, стоящий перед ним, не сказал ни единого слова больше, потому что не рассуждающая ярость уже наливала тяжестью виски. Отвернувшись к окну, он услышал за спиной тихие, невоенные совсем, шаги; потом скрипнула дверь.
* * *
Оглядев вошедшего в кабинет канцлера, Павел недоуменно поднял брови:
— Сколь помню, впервые с пустыми руками… Александр Андреевич.
Безбородко, улыбнувшись хитро, поклонился, глянул вопросительно.
— Да садитесь же! Короток ваш доклад сегодня?
— Одного слова довольно, государь. Война. Павел, откинувшись резко на стуле, выбросил на стол
обе руки, прижимая ладони к холодному мрамору:
— Не вы ли год назад сетовали на невозможность такого предприятия?
— Тому год минул. Ныне мы готовы. Я бумаг не принес потому, что, коли обо всем теперь говорить, времени до вечера не хватит, да и не всякому делу я лучший судья. Позовем президентов коллегий, членов совета, доложит каждый свое. Я же могу теперь о целом судить: пора.
— Хорошо. Мы готовы. Но время ли? Оправдают результаты труды наши?
— Полностью, государь. Армия французская лучшая увязла в Египте, на море владычествует английский флот, коли на суше и не побьют мамелюки французов, все одно, в Европу им не вернуться. Прочие армии слабее, только сокрушить их некому: Австрия разбита, Пруссия мира ищет, англичане на суше воевать не станут, про неаполитанцев и говорить нечего. Время — наше!
— И все лишь выгодой мерить?
— Как иначе, государь? Война должна пользу державе нести, а польза в землях новых. За помощь нашу Австрии и Англии, полагаю, многие компенсации можно требовать.
— Где же?
— Прежде всего за турецкий счет. Повод пристойный есть: христиан в Порте притесняют. Вот и возьмем под защиту земли, для начала, до Дуная. Впрочем, как война пойдет. Если англичане Египет занять сумеют, медлить грех, Константинополю быть русским. К тому все готово, Константин Павлович давно греческий учит, к обычаям тамошним навык. Восстановим империю Византийскую, из которой свет христианства для Руси воссиял, разве не великое то дело? Далее подумать следует о севере. Шведы увертливы слишком, начав войну, потребуем с них строго, чтобы выделили корпус. Не дадут, будет повод округлить границу. Разве терпимо для нас, что столица российская их кораблям открыта?
— А коли пошлют?
— Ваше величество, повод сыскать дело нехитрое, важен расклад европейский, чтобы державы иные не возмутились. А ныне нам козыри пришли, ныне все можно, и грех перед потомками — промедлить!
— Так…
— Теперь — прочие виды. Грузия протекторат наш принять готова. Когда турок вразумим, дело решится легко. С персами заключим новый договор, коли англичане пакостить перестанут, наденем на шаха вожжи. Далее Хива.
— Вот кого усмирить следует! По сей день набеги чинят, пленных угоняют.
— Усмирить мало. Разумею так: Индия, конечно, англичанам принадлежит. Только где та Индия кончается? По их картам выходит — едва не у моря Каспийского, а по нашим может выйти иначе. Главное — города поставить, казачество расселить, а там двинемся и за Кандагар. Англичанам далеко, нам — близко. Полагаю, в годы ближайшие резонно границей меж нами Инд реку считать.
— Инд…
— Почему нет, государь? Ну, и далее. Силы высвободятся, займемся Китаем. Пять лет назад правители их договор о торговле нарушили, в большой убыток купцов наших ввели. Я, кстати, через Александра Воронцова, получил записку, приготовленную милостью вашей освобожденным Радищевым. Ум у него светлый, хоть и без четких устоев, в делах торговых слово его полного доверия заслуживает. Получается, китайские товары для Сибири важнее всех прочих. Коли так, надо иметь правление в стране этой разумное, взаимные интересы двух держав разумеющее. Если корпус казацкий для поддержки такого правления от происков иноземных держать в Бейпине, польза будет большая. То же и с Японией. Люди, иркутским губернатором посланные, доносят: нажать не так крепко требуется, чтобы открыли японцы порты для торговли. Земля полудикая, но населенная густо, пойдут товары наши хорошо. Наконец, Америка. Коли испанская хитрость и велика окажется, все одно не уйти им от того, что безбожникам — французам помогали. Вразумив их, проведем границу в Калифорнии как следует. Ныне у Гавриила Романовича в коммерц-коллегии на рассмотрении документы компании шелеховской, что флаг российский установила на материковых землях и островах, следует их поторопить. В казну компанию брать неразумно, далеко; пусть их хозяйничают сами, но направить следует. Вот, государь, выгоды самые ближние от войны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81