Проходя близ городского рва, услышал он чей-то чистый громкий голос:
Li dous consire Quem don'Amors soven…
Он понял, что наконец-то набрел на того, кого искал. Но кто-то еще, другой, клубочком прижавшись у стены, не спускал с башни своих жадных взоров и видел, как Жиль вдруг остановился, словно оглушенный, хлопнул себя рукой по затылку, потом прислушался и задумался, шевеля челюстями.
Голос оборвался. Жиль повернул обратно и тихонько пошел своей дорогой. Он проскользнул через городские ворота в город. А скорчившийся у стены человек все еще пытливо смотрел на него из-под длинных прядей своих всклокоченных волос.
Глава XI
ДОВЕРЕННЫЙ ПОСЛАНЕЦ
Старец из Муссы, Повелитель всех ассассинов, потомок Али, Полнота Света, Господин тех, что едят дурман, и прочая, и прочая, женился па Жанне и сделал ее своей первой женой.
Помимо ее телесной красоты, он ценил в ней ее скромность, покорность, здравый смысл и ту особенную гордость, которая смиряет обладателя женщины: она, можно сказать, была слишком горда, чтобы даже позволить в себе чванство. Принимая во внимание, что Старец так высоко ценил Жанну, нечего удивляться, что она стала, наконец, его единственной женой.
Вот такого рода жизнь вела Жанна. Ранним утром, когда супруг уходил от нее, она спала еще часик, затем вставала и шла в баню. Затем в сад фонтанов в ее беседку приводили ее мальчика. Она часа два или больше проводила с ним: учила его читать молитвы, почитать отца, любить мать и повиноваться ей, уважать волю Господню. В десять часов Жанна кончала завтрак и вместе со своими женщинами садилась за рукоделье. Одна из них споет, другая что-нибудь хорошее расскажет; порой, если госпожа разрешит, они болтают меж собой, то и дело поглядывая на нее, чтобы заслужить от нее похвалу или (очень редко) порицанье. Не было среди ее рабынь ни одной живой души, которая не любила бы ее, но также и не боялась бы ее.
Жанна не была говорливее прежнего, но она рассуждала не меньше. Частенько в течение дня присылал за ней Старец, не то и сам заходил в ее покои, чтобы обсуждать с ней дела. Никогда не случалось, чтобы Жанна была не в духе, скучна, раздражена или вообще не расположена удовлетворить все его желания. И каждую пятницу в своей мечети Синан приносил благодарность Аллаху за то, что он даровал ему такую бесподобную жену — степенную, скромную, благочестивую, любящую, целомудренную, покорную, ловкую, услужливую и раскрасавицу. Так он говорил всякому про свою жену. А так как Старец был человек величайшей опытности, то такие похвалы имели особое значение. Он поспешил доказать не только словами, но и делом, что считает ее достойной доверия.
В один прекрасный день, когда она сидела у себя в гареме с малюткой на коленях, напевая ему и себе одну из нескончаемых французских песенок, ей доложили, что грозный повелитель желает видеть ее в своих покоях. Она спустила с колен ребенка и последовала за евнухом. Войдя в комнату, где уже сидел Старец, Жанна стала на колени, как того требовал обычай, и поцеловала его в колено. Он коснулся ее головы рукой и проговорил:
— Встань, дитя мое! Посиди со мной немножко. Я должен потолковать с тобой кое о чем, что касается тебя.
Она тотчас же села рядом с ним. Он взял ее за руку и так начал свою речь:
— Жанна! По-видимому, я что-то вроде пророка. Твой прежний повелитель, Мелек-Ричард, находится во власти врагов своих. Он теперь в заточении, в плену у эрцгерцога по обвинению во многих преступлениях. Первое — убиение брата твоего, графа Эда де Сен-Поля; впрочем, это — еще сравнительно пустое дело, которое, вдобавок, совершилось в честном бою. Затем обвиняют его (и, как тебе известно, ложно) в смерти маркиза Монферрата. У нас свой взгляд на это. А главное-то дело тут, как я подозреваю, в выкупе. Но вопрос: захотят ли враги его допустить, чтоб этот выкуп состоялся? Ведь Мелек-Ричард им ненавистен не тем, что он наделал, а тем, что помешал им сделать ему. Ну, что же скажешь ты, дитя мое, на это? Я вижу, это тебя огорчает.
Действительно, Жанна была огорчена, но не в том смысле, как можно было бы предположить. Вместе с большим самообладанием, в ней было также много и житейского разума. Не было ни слез, ни сердцебиения, ни безотчетного страха, ни перемен в лице. Глаза ее искали встречи с глазами Старца и твердо остановились на его лице. Губы ее были как всегда румяны и только плотно сжаты.
— Что же тебе угодно будет предпринять, государь мой? — спросила она.
Старец из Муссы погладил свою красивую бороду.
— Дело об убийстве Монферрата я могу решить в нескольких строках, — раздумывая, молвил он. — Мало того, я могу добраться до Мелека и обеспечить ему все удобства. Но что мне будет всего труднее сделать (заметь, неудачи я все-таки не допускаю!) так это — заставить его врагов там, у него на родине, отпустить его за выкуп.
— Я могу это устроить, — возразила Жанна, — если ты возьмешься сделать остальное.
Старик потрепал ее по щеке и промолвил:
— Не в обычаях наших стран отпускать жен своих на чужбину. Сверх того, ты не нашего племени. И как я могу положиться на Мелека, который, я знаю, тебя любит? Как могу положиться на тебя, зная, что ты любишь Мелека?
— О, государь! — сказала Жанна, глядя прямо ему в глаза. — Я явилась сюда потому, что любила господина моего Ричарда; и теперь, обеспечив ему безопасность, я вернусь сюда. И… — прибавила она, опустив глаза, — вернусь именно по этой причине, а не по какой другой.
— Я вполне тебя понимаю, дитя мое! — сказал старик и взял ее за подбородок.
Это вызвало краску у нее на лице, и она тотчас же опять подняла головку с робкими словами:
— Милый мой господин!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114