– А, это вы… - сказала она и блёкло улыбнулась. - А вам куда?
– Куда прикажете, - радушно ответил Моржов. Послать его подальше ей вежливость не позволит, и теперь в любом варианте им придётся прогуляться вместе.
– Мне на рынок, - предупредила Милена, словно рынок был дамским туалетом, куда мужчинам вход воспрещён.
– Давайте я угадаю про вас кое-что, - предложил Моржов.
Милена чуть смутилась. Видимо, про неё можно было угадать много всего разнообразного, и не всё из этого предназначалось Моржову. «Великий шаг человечества - это маленький шаг человека», - говаривал астронавт Армстронг, ступая на Луну. Моржов понимал, что Милене сейчас, как Армстронгу, предстоит сделать маленький шажок, который, впрочем, для него, для Моржова, будет означать очень многое: режим одобренного сближения или же разнообразные тернии. Но Моржов умышленно придерживался стратегии доведения таких шагов до максимальной микроскопичности, чтобы партнёр делал их незаметно для себя. Или же, если замечал, считал их столь ничтожными, что не видел в них ничего опасного.
– Что ж, угадайте. - Милена сделала требуемый шаг и улыбнулась уже поярче.
– Вам забирать ребёнка из садика после пяти,- сказал Моржов. - А времени - четыре часа. Вот вы и решили убить лишний час на рынке. Но пополнить запас стирального порошка или колготок вам пока не требуется.
Моржов опять-таки умышленно зацепил быт Милены, в который его никто не приглашал. Но для сближения требовалось приоткрыть створки раковины официальности - так сказать, интимизировать контакт. Хотя, конечно, имелся риск прослыть бестактным. Поэтому Моржов продолжил сразу:
– Давайте лучше вместе убьём этот час где-нибудь в кафе. Мне тоже нужно на встречу только после пяти.
Моржов соврал легко. Во-первых, факт обоюдной необходимости убить время и сближал, и переводил ситуацию в состояние вынужденности, то есть снимал чувство вины, которое для Милены на самом деле было запретом на хождение в кафе с кем-либо, кроме любовника, то есть Манжетова. А во-вторых, мотивировка некой «встречей» подспудно будила в Милене ревность - «по сравнению с кем это я менее важна?».
– Н-ну, не знаю, - заколебалась Милена.
– Пойдёмте вон туда. - Моржов деликатно указал пальцем на переулок, чтобы Милена отвернулась от него и смогла преодолеть стеснение. - Вон на светофоре перейдём…
Они остановились у пустого перекрёстка, над которым воспалённо рдел перегревшийся светофор. Две бабы обогнули их и попёрли по зебре через дорогу на красный свет, переваливаясь, как утки. Моржов чуть придержал Милену за локоток, демонстрируя свою законопослушность, как бы невербально заверяя Милену, что не выйдет за рамки дозволенного.
– У вас мальчик или девочка? - спросил Моржов, чтобы отвлечь Милену от светофора.
– Мальчик. Пять лет, - ответила Милена.
Огонь светофора бессильно свалился с красного на зелёный.
– Теперь пойдёмте, - бодро сказал Моржов и ладонью как бы невзначай, понуждая, коснулся спины Ми-лены.
Под ладонью медицински-конкретно прощупывался лифчик. Милена, конечно, тоже почувствовала, что Мор-жову, так сказать, всё стало известно. Безлично-бесполый стиль контакта сыпался по кирпичикам. Моржов видел, что скулы Милены чуть покраснели. Она слишком расслабилась, поверив мнимому законопослушанию Моржо-ва, а потому и поплатилась нарушением границы. Теперь для сохранения статус-кво ей приходилось признавать дозволенность пребывания Моржова на этой территории.
– Как зовут? - прежним тоном спросил Моржов.
– С-саша, - с трудом сообразила Милена, о ком речь. Они свернули с бульвара в переулок. Здесь в тени застоялся зной, пропахший асфальтом - словно торт по ошибке вместо шоколада пропитали мазутом. Старинные двухэтажные дома, слепленные друг с другом торцами, походили на тесные ряды пирожных в витрине кондитерской. Какие-то пирожные были свеженькие, с фигурными кружевами крема, а какие-то подсохли и зачерствели. Автомобильного движения по переулку не было. Пара приземистых иномарок стояла у обочин. Машины были покатые, словно подтаявшие. На сухих клумбах зеленела реденькая травка. Непонятно было, откуда она взяла такой свежий цвет - словно искренний и влажный поцелуй. Поцелуй, пирожные, фужер - всё это было не для кафе, не для пластиковых стаканчиков растворимого кофе и не для юноши-таджика с его неизменным «Н-н-т сахар…». Требовался ресторан. Ресторан имелся. Он занимал весь двухэтажный особняк и назывался «Бонапарт». Моржов давно обратил внимание на странную особенность своей судьбы, которая доводила все якобы случайные сравнения до логического финала. Вот пошла кулинарная линия: пейзаж похож на печенье с открошившимся углом, старые особнячки - на пирожные, день - на духовку… Финалом должен быть торт. Хуже, если это окажется какая-нибудь советская «стекляшка» - какой-нибудь ресторан «Юбилейный» вроде стопы чёрствых вафель, промазанных сгущёнкой. А лучше всего - торт «Наполеон». Как сейчас.
Моржов считал: для предсказателя грядущего главное - уловить начало серии сравнений, чтобы, экстраполировав её принцип в ближайшее будущее, узнать, какое развитие настоящего это будущее согласно допустить ввиду органичности текущему моменту. Вероятность того или иного события, по мнению Моржова, определялась стилистикой события, а не причинно-следственными связями. Реализуется то продолжение уже имеющегося явления, которое соответствует его стилистике наиболее полно. И в данном случае художественное восприятие мира оказывалось куда более точным орудием прогноза, чем логика предшествующих событий. В этом Моржов видел великую социальную и воспитательную функцию искусства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160