но прошу заметить, я тут из чистого патриотизма, хотя, правду сказать, полицейские ищейки имеют на меня зуб. Потому-то я, узнав, что вы мастер срывать покровы со всяких тайн и разгадывать загадки… Но изложу вам события grosso modo и без околичностей – они претят моей натуре.
В данный момент – после разных жизненных виражей – я взял паузу Теперь я стою посреди равнины и бесстрастно наблюдаю, что и как вокруг происходит. И не убиваюсь ради жалкой монеты. Умный человек умеет не суетясь выждать нужный час и тогда – просто протягивает руку. Вы станете смеяться, но я вам скажу, что вот уж год, как ноги моей не было на рынке в Абасто. Приятели меня скоро узнавать перестанут, при встрече будут спрашивать: «А это еще кто такой к нам пожаловал?» Если же я туда на грузовичке заскочу, то и вовсе рот разинут от изумления. Короче, я, что называется, встал на запасной путь. Точнее, бросил якорь в отеле «Нуэво Импарсиаль», Кангало, 3400 – есть в нашем городе такой уголок, который добавляет особую краску картине столичной жизни. Говоря по чести, я отнюдь не ради удовольствия забился в это захолустье и в один прекрасный день сделаю им всем ручкой:
Покину вашу сцену навсегда,
насвистывая простенькое танго.
Люди недалекого ума, увидав на двери объявление: «Ночлег для кабальерос от 0,60 доллара», поспешат сделать вывод, что тут кроется какое-то надувательство. Умоляю вас, дон Исидро, верьте мне. Я перед вами как на духу: у меня там отдельная комната, правда, временно – только временно – я делю ее с неким русским, Симоном Файнбергом, которого все по-простому зовут Носатым. Но он мне особо не досаждает, вечно пропадает в Доме катехизиса. Файнберг – эдакая, скажу я вам, перелетная птичка, из тех, что то в Мерло объявятся, то в Берасатеги заглянут. И когда я пару лет назад сюда приткнулся, он уже занимал эту комнату, и есть у меня подозрение, что больше он с места не сдвинется – тут ему остаток жизни и коротать. Буду с вами совершенно откровенен: рутинеры вроде него выводят меня из себя, время допотопных повозок прошло, а я из числа путешественников, которые стремятся открывать новые горизонты. Иными словами, этот парень, Файнберг, потерял представление о том, что происходит снаружи, ему чудится, будто мир вращается вокруг его запертого на ключ сундука, и в тяжелый момент он ни за что не протянет руку помощи нам, настоящим аргентинцам, у него, хоть убей, даже песо и сорок пять сентаво в долг не выпросишь. А жизнь-то повсюду кипит, стоящие люди развлекаются, удовольствий ищут, и при виде такого вот живого трупа им и сказать нечего – только стрельнут сквозь зубы язвительной шуткой, только окатят его издевательским смехом.
Вы, укрывшись в своей нише, в своей, как говорится, караульной будке, будете благодарить меня за ту живую картину, которую я вам теперь нарисую: обстановка, царящая в «Нуэво Импарсиаль» по-своему интересна для пытливого ума. Это целая коллекция образцов – такие типы, со смеху можно помереть. Сколько раз я повторял Файнбергу «Чего тебе тратить два песо на билеты к Ратти, когда у нас под боком зверинец?» Но честно скажу, в его башку такое не втемяшишь, видели бы вы этого придурка с крашеными волосами, неудивительно, что Хуана Мусанте сразу дала ему от ворот поворот. Эта Мусанте?чтобы вы знали, там вроде как за хозяйку – это жена Клаудио Сарленги. А сеньор Висенте Реновалес и названный Сарленга – двуединая сила, управляющая заведением. Три года назад Реновалес взял Сарленгу в компаньоны. Старик устал вести бой в одиночку, и вливание молодой сильной крови пошло «Нуэво Импарсиаль» на пользу. По секрету сообщу вам одну вещь, сеньор Пароди, хотя это секрет полишинеля: дела нынче идут хуже, чем прежде, и заведение можно назвать лишь бледным призраком того, чем оно было. Откуда взялся проклятый Сарленга? Из Пампы; и сдается мне, пришлось ему оттуда спешно делать ноги. Прикиньте сами, он увел Мусанте у одного почтового служащего из Бандерало – а тот слыл парнем отчаянным, настоящим бандитом, и такому они наставили рога.
Сарленга знает, что в Пампе этого не прощают, потому он сел на поезд и двинул в столицу, в район Онсе, где можно легко затеряться в людской толпе, если я понятно излагаю. А вот мне не нужен был никакой Лакроз, чтобы заделаться невидимкой; я ведь от рассвета до заката просиживаю в своей комнатушке, в этой дыре, и плевать мне на Мясника с его бандой, которые заправляют в Абасто и знать не знают, куда я провалился. Я же, даже когда еду в автобусе, на всякий случай рожи корчу, чтобы меня никто не узнал.
Сарленга – настоящая скотина, только одет как человек, с людьми вести себя не умеет, одно слово – мусорный тип, не в обиду присутствующим будет сказано. Но врать не стану, со мной он обходится вежливенько, только раз руку поднял – был под мухой, к чему я не отнесся с должным вниманием, потому что был мой день рождения. Виной же всему черная клевета: Хуана Мусанте вбила себе в голову, будто я, как только стемнеет, бегу в соседний квартал на свидание к красотке из шиномонтажной мастерской. Я же вам уже говорил: у Мусанте в глазах мутится от ревности, а ведь знает, что я стараюсь дальше заднего патио не высовываться и вечно сижу, что называется, забившись в свою щель. Так нет – побежала жаловаться Сарленге: так, мол, и так, я-де проник к ней в прачечную известно с какими целями. А тот накинулся на меня словно кипятком ошпаренный, и я его понимаю. Если бы не сеньор Реновалес, который собственноручно приложил мне к глазу кусок сырого мяса, уж и не знаю, что бы я с Сарленгой сделал, так я остервенился. Напраслина она и есть напраслина, стоило трезво глянуть на вещи, как истина всплыла на поверхность:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48