– Сейчас объясню, в чем тут штука, – сказал Дэнни. – Там, за возвышением, была когда-то старая ферма, стены и по сей день не развалились. Слышал я, что жена фермера была большая голубятница, и такие у нее голубки были, и сякие, и белые, и трубастые, и с волосатыми лапками, и те, что перекидываются в воздухе. А теперь фермер с женой померли, дом опустел, никакого хозяйства на острове нет, вот домашние птахи и перемешались, и слились с дикими голубями, что жили в этих краях, и частенько производят на свет белых либо таких, что по-диковинному летают.
– Очень по-диковинному, – заметил я. Раймер схватил меня за руку.
– Не думайте, что я спятил, – предупредил он, – но… но… я знаю все размеры. Это по моей части. Я ее не вижу, но… точно знаю… среди этих птах – танцующая голубка.
– Танцующая голубка? – переспросил Дэнни. – Что это за штука такая – танцующая голубка?
Я рассказал ему о всемирной выставке и венчающем ее символе мира и свободы.
– Это надо же, – протянул Дэнни. – А ну-ка, ваша честь, запустите в нее камешком, что подле вашей руки. Пусть, эта бесстыжая подлетит повыше.
– Не смейте! – вскрикнул Раймер. – Неужели у вас нет ничего святого?
– Да, ваша правда, – согласился Дэнни. – Вдруг она – какая-нибудь ангелица небесная – упаси господи от греха!
– Тридцать четыре до доли дюйма! – воскликнул Раймер.
– Тридцать четыре? – повторил я. – Что тридцать четыре?
– Бедра, – объяснил он. – Тридцать четыре… двадцать пять… тридцать пять… Господи, само совершенство!
– Слушайте, – сказал я. – По-моему, вы перегрелись. Кроме голубей, тут никого нет.
– Посмотрите, как они летят, – показал он. – Корсеты и пояса – это моя стихия. Любой размер определю на глаз. Я был на всемирной выставке. Танцующую голубку я узнаю с одного взгляда, друг мой, даже если она и не танцует! А эта – вон какая танцовщица! Какая прелесть! Какая конфетка! Господи, да это же сама танцующая Венера! Смотрите, они улетают!
– Точно! – подтвердил Дэнни. – Да еще выстроились, будто правительственный самолет сопровождают.
– Извините, пожалуйста. – Раймер встрепенулся. – Я этого так оставить не могу. Чтобы эта прекрасная дама-невидимка вот так улетела из моей жизни – ни за что.
С этими словами он подскочил и начал карабкаться за голубями, а те полетели еще быстрее. Застыв от удивления, мы увидели, как он споткнулся, упал, снова подхватился и со всех ног кинулся за улетающими птицами. Вскоре он исчез за маленьким кряжем.
– Когда-нибудь видали такое? – изумился Дэнни.
– Погоди, – остановил его я. – Он ведь может сорваться с утеса. Я побегу ему наперерез. А ты давай за ним, если он свернет в другую сторону.
Я поспешил к краю утеса, но Раймера нигде не было видно. Прождав довольно долго, я увидел, что снизу ко мне карабкается Дэнни.
– Лежит под скалой, бедняга, – сообщил он. – Совсем бездыханный, сердце еле бьется, а сам все бормочет свои цифры, будто святой отец молитву по четкам читает, да все что-то замеряет руками, будто рыбак какой, и плачет, как дитя малое. Что же это он, ваша честь, ума совсем лишился, или привиделось такое, чего и не представишь?
– Наверное, перегрелся на солнце, – предположил я. – Давай-ка отвезем его домой.
Осторожно ступая, мы спустились туда, где лежал Раймер. На него было жалко смотреть.
– Я все испортил, – сокрушался он. – Никакого подхода. Кинулся на нее как сумасшедший. Что она обо мне подумает!
– Поплыли домой, – сказал я.
В молчании мы погребли к большой земле. Когда вылезли на берег, он оглянулся на остров.
– Если бы она мне позволила! – В голосе его звучало неподдельное огорчение. – Хотя бы позволила объяснить!
– Идите к себе в номер, – сказал я, – и прилягте.
– Я и сам этого хочу, – признался он. – Ни на что другое сейчас не способен.
Он провел в номере весь день, и весь следующий, и следующий. На третий день я ненадолго отлучался. Вернувшись, спросил Дойла, все ли в порядке.
– Какой тут порядок, – сказал Дойл, – если он все причитает, как плакальщица над покойником. Я прислушался, стоя у основания лестницы.
– Ничего страшного, – успокоил я его, возвратившись. – Это он на свой манер песню перепевает: «Слиты воедино день и ночь». У этой песни хороший конец. Чувствую, он вот-вот очухается.
И правда, вскоре мы услышали на лестнице его шаги. Он был в превосходном расположении духа, словно вся скопившаяся за эти дни энергия вышла наружу.
– Боюсь, приятель, – заговорил он, – последние два-три дня я давил на вас мертвым грузом. Да, брат, подкосила она меня под корень, и это святая правда. Лежал как бревно, из головы все мысли прочь. Мистер Дойл, пожалуйста, отыщите мне побольше тростника или ивовой лозы, и пусть ваш Дэнни поможет мне построить маленькую западню, я уже придумал какую. Я заговорщицки подмигнул Дойлу, и он внимательно выслушал все просьбы Раймера.
– Поняли, что я задумал? – спросил меня Рай-мер. – Сделаю клетки двух типов, ловушки для птиц, какие мы делали на Среднем Западе, когда я был мальчишкой. В маленькую положу немного вареного зерна. Это для голубей. А большая ловушка будет для нее.
– А какая приманка? – поинтересовался я.
– Она ведь женщина, – пояснил он. – Божество, если угодно, но все-таки femme Женщина (фр.).. – С этими словами он вытащил из кармана кожаный футляр, открыл его, и нашим взорам предстали очень красивые маленькие часики, оправленные бриллиантами. – Купил в Париже, – скромно сообщил он. – Думал подарить одной молодой даме в Кливленде. Бедра, правда, у нее тридцать шесть. А здесь: тридцать четыре, двадцать пять, тридцать пять! Это и будет моя приманка. Она обязательно соблазнится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148