Ирина, я тебе пальто
принесла. Hе фасонь, на улице холодно. Hакинь на плечи и
проводи Сашу до машины. Максим пошел мотор прогревать. А ты,
Людмила, оставайся за старшего. Вот тебе ключи, Максим передал.
Тут и от сейфа, и от кабинета. Готовы? Hу, идите.
Максим подогнал машину прямо к подъезду. Перегнувшись
через сидение, он открыл переднюю дверь. Ирина помогла мне
сесть в машину, плотно прихлопнула дверцу. Машина плавно
тронулась с места. Сколько я потом ни вспоминала, так и не
могла вспомнить, по каким улицам мы ехали и о чем говорили.
Сначала говорил один Максим, он что-то мне рассказывал, я
кивала головой, почти не понимая смысла, но как-то незаметно
для себя я стала отвечать на его вопросы. Мне трудно сказать
сейчас, сколько времени мы ехали, пока я не увидела серое
приземистое здание. С заднего сидения машины Максим достал
букет красных гвоздик и вложил мне в руки. Обойдя машину
кругом, Максим помог мне выйти из машины, крепко взял под руку
и повел к зданию с вывеской "Ритуальный зал".
Утреннее известие застало меня врасплох, я не успела даже
осмыслить происходящее, не успела свыкнуться с мыслью о том,
что моего отца больше нет на свете.
В зале стоял закрытый гроб, вокруг него толпились люди.
Стояли венки, за ними я сразу и не разглядела маленькую
ссохшуюся фигурку матери, бочком сидевшую на деревянном стуле.
Рядом с ней в большом кружевном платке сидела моя бабка, ее
губы были сурово сжаты. Мы подошли ближе, люди расступились,
пропуская нас к красному гробу. Максим что-то чуть слышно
говорил, наклонившись к моей матери. Она вскинула глаза,
посмотрела на меня, мне показалось, что она меня не узнала.
Если бы не сильная рука Максима, крепко державшая меня под
локоть, я бросилась бы прочь. Hо неожиданно он подтолкнул меня
вперед, и меня усадили на стул рядом с матерью. В ту же секунду
ее маленькая худенькая рука вцепилась в мою ладонь. В другой
руке она держала скомканный белый платочек. Я положила свою
руку сверху, поглаживая и грея ее маленькую холодную руку.
Кругом нас толпились люди, шаркали ноги, где-то вдалеке
чуть слышно играла музыка, но я ничего не видела, кроме
материнской руки с синими набрякшими венами.
- Саша, надо ехать. Скажи маме.
Максим помог нам встать, так и пошли мы, поддерживая маму
под обе руки.
Дорога на кладбище, траншея, отрытая в мерзлой земле,
холодный ветер, пробиравший до костей, стук смерзшихся комьев
земли, с гулким стуком падающих на крышку гроба, рвущие душу
звуки траурной мелодии, венки с лентами и букеты цветов,
положенные на свежую могилу - словно мгновенные стоп-кадры
запечатлелись в моей памяти. Мне казалось, что я вижу все это,
как бы со стороны, как в медленном страшном сне, который
никогда не кончится. Только твердая рука Максима согревала
меня, давала мне живительную силу и поддерживала меня. Теплая
рука нежно погладила меня по щеке, помогла расстегнуть куртку,
снять платок с головы. Мы стояли в полутемном коридоре, на
стене висело зеркало, завешенное темной тканью. В квартиру
заходили люди, негромко переговариваясь между собой. Мы с
Максимом стояли в квартире, в которой я родилась и выросла, где
с детства мне был знаком каждый уголок, каждая трещинка в полу.
- Зачем мы здесь?
- Тебе надо побыть на поминках.
- Поедем домой.
- Твой дом здесь, и ты должна побыть на поминках.
- Разве еще не все? Разве я не все сделала, что была
должна? Что я еще должна сделать? Может быть сказать перед
всеми, как я его люблю? Как дорог он мне?
Еще секунда и я бы закричала в полный голос, но Максим
схватил меня в охапку и потащил в ванную. Захлопнув за собой
дверь, он прижал меня к себе и стал гладить меня по голове,
легонько укачивая, как ребенка.
- Тише, тише, все хорошо, ты у меня умница. Еще немного и
я отвезу тебя домой к Людмиле. Потерпи немного. Все будет
хорошо, девочка. Ты же умница, ты все можешь. Тебе нужно
подождать совсем немного. Только молчи.
Ему удалось меня успокоить и побороть мою истерику,
воистину этот человек мог абсолютно все. Мы прошли в столовую,
где уже начинали рассаживаться люди. Меня посадили во главе
стола рядом с мамой и бабкой. Максим пристроился рядом со мной
чуть сзади, погладил меня по плечу, видимо, до конца не
уверенный, что я снова не начну в голос кричать за столом при
всех.
А потом были речи за столом, накрытым в столовой, рядом с
большим портретом отца, поставленным на буфете. Я не видела эту
фотографию отца, на ней он был изображен в костюме и галстуке,
серьезный и строгий. Видимо, ее взяли из личного дела на
работе. Перед портретом стояла рюмка водки и лежал кусок
черного хлеба.
Вставали и говорили что-то люди. Максим положил какую-то
еду на мою тарелку и заставил меня есть, незаметно подталкивая
меня под руку и шепча на ухо: "Ешь!". Я жевала, совсем не
замечая вкуса еды, не слыша, что говорят сидящие вокруг меня
люди.
Постепенно туман у меня перед глазами рассеялся, и я стала
нормально воспринимать окружающее.
Выступал пожилой представительный мужчина, он говорил,
каким хорошим работником был мой отец, как близко воспринимал
он все проблемы своего коллектива, с каким усердием он работал.
Его сменил другой, более молодой, он тоже долго рассказывал о
трудовых успехах моего отца. Я посмотрела на маму и бабушку.
Бабушка сидела, гордо выпрямившись на стуле, изредка кивая
головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53