Еще никто не заставал ее врасплох. Ее дом - на окраине большого города. Поблизости нет соседей.
Когда Ариана не спит, она любит сидеть на подоконнике со стаканом мятного сиропа в руке. Она рассматривает гору вдалеке. Или же устраивается на шезлонге в саду, возле карликовых помидоров, и читает журнал о частной жизни звезд. Не столько читает, сколько перелистывает. Читать - это не для нее. В доме месье Люсьена. ревнивца, много книг. Настоящий рассадник пыли. Когда-нибудь их надо будет протереть, одну за другой. Ариана сказала месье Люсьену: "Месье Люсьен, я протру ваши книга специальной тряпкой, страницу за страницей. Я очищу их от всех этих слов, которые их захламляют". В тот раз месье Люсьен не засмеялся. Впрочем, месье Люсьеи не глупый. Он прекрасно знает, что такой тряпки не существует. Чтобы стереть книги, достаточно никогда их не открывать. Так же и с людьми: чтобы их стереть, достаточно никогда с ними не разговаривать. Гийом будет существовать, это точно: Ариана с ним разговаривает беспрерывно. На ходу, во время еды, гладя трусы месье Гомеза и протирая оловянных солдатиков месье Люсьена - армию солдатиков времен Наполеоновской Империи за стеклом. Коллекционер и ревнивец - это одно и то же, одна и та же навязчивая идея - страх потерять вещь. Будет ли ревнивым Гийом? Да, если он этого захочет. Гийом будет таким, каким захочет. В данный момент ему тепло в животе Арианы, животе иногда тяжелом, а иногда воздушном. Ариана смотрит на гору Нет ничего, что больше похоже на отца, чем гора. Когда Гийому исполнится пять лет, Ариана поведет его туда, в даль, повидаться с отцом. Но у нас еще полно времени.
Есть один дом, где Ариана спит очень мало. Это дом мадам Карл. Мадам Карл управляет музеем. Здоровенное современное здание. Бетон, большие окна, зеленые растения. Мадам Карл черпает из недр музея вещи для своего дома. Африканские статуэтки, современную живопись. Все, до чего ни дотронешься в ее доме, создано каким-нибудь художником. Даже когда садишься в кресло, ягодицы покоятся на единственной в своем роде произведении. Так что, войдя, так и остаешься стоять. Все настолько гармонично, что чувствуешь себя лишним. Ариана протирает носы и половые органы статуй, если у них есть то или другое. Она охотно разговаривает с двумя догонскими масками. Они ей не отвечают, не надо преувеличивать, ведь они всего лишь деревяшки.
Мадам Карл, месье Гомез и месье Люсьен ходят друг к другу в гости. В среду вечером они собираются то у одного, то у другого на аперитив. Ариану тоже приглашают. Она рассказывает разные истории, заставляющие их смеяться до слез. Те самые истории, что она придумывает для Гийома, который еще в пузыре, в ее животе. Но не совсем те же. Истории для взрослых слегка подслащенные и пресноватые. Живые люди обычно туги на ухо. Их отвлекает шум. Только мертвые и готовые вот-вот родиться могут слышать абсолютно все. Для мертвых и для Гийома, который скоро родится, Ариана по вечерам рассказывает прекрасные истории возле розового лавра. А Гийом растет, несмотря на молчание, слова, полеты и похрапывание. Он растет очень быстро. Часы текут, жизнь парит, небо развлекается. Мудрый Гийом слушает в темноте биение сердца своей безумной матери.
* * *
Растянувшись на кухонном столе, Рембрандт читает книгу Терезы Авильской. Он начал ее уже несколько недель назад. Но дело продвигается медленно и он дошел только до восемнадцатой страницы. Строки святой сверкают как заснеженный березовый лес. Рембрандт может не спускать глаз с одного предложения несколько долгих недель подряд. Он черпает в этом занятии отраду и утешение. Он даже облизывается от удовольствия.
Из глубины сада приближается Ариана. На ее левом виске вздулась вена, как случается всякий раз, когда она в гневе. Ариана садится напротив Рембрандта, берет книгу, видит имя на обложке, пожимает плечами, кладет книгу обратно, молчит еще несколько секунд. Рембрандт щурит глаза, вздыхает. Ван Гог пожаловался на тебя, и у меня есть полное право прочитать тебе нотацию. Урок начинается: "Я знаю, старина Рембрандт, что тебе от природы свойственно есть птиц. Я уважаю твою природу и даже счастлива, что ты ее сохранил. Тем не менее, хочу напомнить, что и речи не может быть о том. чтобы съесть кенара. А причина проста. Она метафизическая. Месье Люсьеи меня научил, что значит "метафизический". Это значит "по ту сторону физики". То есть еще дальше, чем можно увидеть. Любовь, например. Я люблю этого кенара, и поскольку я его люблю, он носит свое собственное имя - то имя, которое я ему дала. Это не просто кенар. Это месье Ван Гог. Ты можешь хоть целый день бродить вокруг клетки, но я тебе запрещаю его есть. Имена и те, кто их носит, несъедобны. Это относится и к тебе. Ты тоже не просто кот. Ты месье Рембрандт. И ты им останешься до скончания века. Даже когда вас не станет, я сохраню в сердце ваши имена, и по-прежнему буду их напевать. Вы -две маленькие вечности - одна с мехом, а другая - с перьями. Если Ван Гог когда-нибудь умрет, то только от старости. Понятно? Держи, вот твоя книга. Я вижу, ты ценишь эту Терезу. Ты бы хотел, чтобы ее съели?"
Гийом из пузыря в животе Арианы слышит эти слова, как и многое другое. У него уже есть все, что нужно. Уши, ноги, руки, мысли, юмор. Самое главное - юмор. Бог, сотворивший мир, получил удовольствие от этого творения. А то, что доставляет удовольствие, хочется делать вновь и вновь. Еще и еще. И Бог - не исключение из этого правила. Как только женщина начинает мечтать о ребенке, Бог создает в ее животе миниатюрный мир: леса, океаны, звезды, и в самом центре - малыша, ведь для любого зрелища нужен зритель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21