Здесь было настолько хорошо, что лишние сорок минут на дорогу не имели вообще никакого значения.
Где-то за спиной послышался вой сирены. Надрывно рыча моторами, одна за другой, его джип обошли три пожарные машины. Затем – вереница «скорых». Он попытался подсчитать количество «неотложек», но после первого десятка сбился. Что-то случилось, что-то очень серьезное. Очень-очень. Может, перевернулся рейсовый автобус. Здесь, на узкой лесной дороге, аварии – не редкость. Но таких больших, конечно, никогда не было.
Последний поворот. Что-то кольнуло в груди, почему-то закружилась голова. Он был готов ко многому. Нет, конечно. Только не к этому. Костяшки пальцев побелели, сжимая руль. Нога сама, не спрашивая совета у мозга, ударила по педали тормоза. Тело, расслабленное, как манекен на краш-тесте, рванулось вперед. Рулевое колесо ощутимо долбануло в солнечное сплетение. Машина остановилась.
Он поднял голову. Он посмотрел, но ничего не увидел. Он посмотрел еще раз. Картинка вокруг плыла. Все люди и предметы приобретали странный молочный контур. Так прошло минут десять. Он стоял на самой середине дороги, и его, сигналя, моргая фарами и мигалками, объезжали все новые и новые оперативные машины – они все стремились туда. Туда, куда ему уже не надо было идти.
Первая ясная мысль пришла в его голову лишь в этот момент. Где Надя? Ее уже привезли из садика или нет? Что с Машей? Ее телефон молчит уже больше двух часов. Где она?
Кто должен был ответить на эти вопросы. Кто-то должен был
объяснить
успокоить
дать надежду
уложить спать
в конце концов
Но никому до него дела не было. Все суетились. В толпе мелькали знакомые лица – репортеры сновали, искали свой хлеб. Хлеба было много. Хватит на месяц, как-то машинально отметил он.
Пошарил в бардачке, извлек железную фляжку. Руки не дрожали. (Вот странно, честное слово.)
Открутил крышечку, сделал большой глоток. Оказалось, что до этого момента зрение было черно-белым, а он и не замечал. Краски вернулись, краски ударили по глазам, стало как-то невыразимо больно и уж совсем страшно.
Он вышел из машины. Медленно, словно боясь что-то расплескать или кого-то раздавить, двинулся в сторону красной ленточки, которую успели растянуть вокруг его дома. У самого края этого сомнительного ограждения, испуганно глядя на многочисленные змеиные головы микрофонов, стоял начальник местного отдела милиции. Неплохой мужик, пожилой полковник. До пенсии года три. И тут такой подарок. В тихом подмосковном месте…
Полковник что-то бессвязно бормотал.
Не хотелось вслушиваться и слышать, но какая-то одна фраза неожиданно резанула ухо. («Среднее ухо», – подумал он.)
«По предварительной версии причиной взрыва стала утечка бытового газа», – вот что сказал полковник. Сказал и, казалось, сам испугался звука своих слов.
«Еще бы, – машинально подумал он. – Не приучен пока так врать. Какой газ? Да здесь его на всю округу… Только если в баллонах…»
Какой газ?!
Ему показалось, что он проорал этот вопрос.
Но, судя по тому, что никто на него так и не обратил внимания, крика не было. Точнее, это бьш беззвучный крик. Крик, адресованный самому себе.
В моем доме не мог взорваться газ.
Потому
что
в моем доме
никогда
не было
никакого
газа.

#9
Московская область, Пушкинский район – Москва, Последний тупик
6 мая 2008 года, 14.15

Ма-ша, На-дя, Ма-ша, На-дя. В висок долбил маятник злых часов. Ма-ша, На-дя, ту-тук, ту-тук.
Он сидел в машине. Уже целую вечность сидел в машине и никак не мог придумать, что делать. Наверное, стоило кому-нибудь позвонить, подумал он. Потом подумал еще: надо где-то ночевать. Опять подумал: надо пойти помогать спасателям. Там под руинами они, мои девочки.
Нет.
В этом никакого смысла.
Он чувствовал, что в этом никакого смысла.
Если бы они были живы, он бы услышал.
За последние годы он многому научился. Главное – научился чувствовать и слышать. Сейчас этот навык как-то стремительно уходил. Как песок – из верхней колбы в нижнюю. Очень похоже, но не совсем то – нельзя будет перевернуть эти чертовы часы так, чтобы потекло обратно.
Часы. Ту-тук. Ту-тук. Или – песочные? А как звучат песочные часы?
«Фарш невозможно провернуть назад», – услужливо подсказало подсознание.
Нет, спасибо. Не то.
«Ну и не надо, – обиженно ответило подсознание. – Ну инах…».
Вот и поговорили.
Передняя пассажирская дверь тихо открылась.
Незнакомый мужчина, не спрашивая разрешения, не говоря вообще ничего (казалось, что он даже и не дышал вовсе), опустился на сиденье.
Минуты три сидели в полной тишине.
– Здравствуйте, – наконец сказал мужчина.
Он даже не посмотрел на незваного гостя. Просто кивнул приборной доске.
– Может быть, поедем?
Может, и поедем. Поворот ключа. Ровный звук дизеля. Поехали. Молча. Прошло еще минут пять, прежде чем мужчина снова открыт рот:
– Меня зовут Сергей Матвеевич. Сергей Матвеевич Баринов. Майор.
Ага. Понятно. Майор. Госбезопасность?
– Я из ФСБ, – как бы прочитав немой вопрос, ответил Сергей Матвеевич. – Я бы хотел с вами поговорить.
Беззвучный кивок спидометру. Стрелка медленно ползет, приближаясь к отметке сто сорок.
– Может, немного помедленнее? – робко спросил Баринов. Казалось, что он как-то зябко поежился.
Да бога ради. Удар по тормозам.
Баринов стукнулся головой о рукоятку на торпеде.
– Больно, – ни к кому конкретно не обращаясь, сообщил майор. Потер ушибленный лоб. – Будет шишка, – сообщил он опять.
Да и х… с тобой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10