Имя это, несмотря на его необычность, очень шло ей. К тому же оно давало большой простор для фантазии. Мама с папой называли ее Пуляшей, Пульсиком, Пуленькой, друзья – просто Пулей, недруги – Гранатой или Бомбой. Бывшие мужья тоже в долгу не остались: Пуляпочка, Пульшарик, Пульсенок, Пульсяндра, Пульхрения, Пульфигия, Пульманелла, Плюхария – вот лишь немногие вариации на эту тему, которые приходили им в голову, в зависимости от того, какие чувства к ней они в тот момент испытывали.
В тот тихий вечер Пульхерия Афанасьевна сидела на полу в своей гостиной и подводила итог прожитым пяти годам жизни, иными словами рассматривала фотографии и решала, которые из них должны оказаться в альбоме, а которые вернуться обратно в коробку из-под сапог. Фотографий накопилось так много, что коробка перестала закрываться, и Пульхерия давно хотела выбрать одно из двух: либо купить новый альбом, либо раздобыть новую коробку.
Фотографии в большом количестве присылал ей сын Степа, который пытался запечатлеть практически каждый шаг своего малыша, внука Пульхерии, Патрика. Многочисленные бывшие мужья и их жены тоже в избытке снабжали Пульхерию лучшими мгновениями из своей жизни.
Рассматривая многочисленные снимки, Пульхерия плыла по волнам своих воспоминаний под музыку ее любимого Моцарта.
В этот момент по законам жанра надо было бы подать читателю какой-нибудь мистический знак, вроде фразы: «Аннушка уже разлила свое масло», которую у Булгакова произносит загадочный Воланд, предвосхищая последующие ужасные события, но автор, упаси боже, даже в самых потаенных своих мыслях не сравнивает себя с Булгаковым, поэтому скромно повествует, что идиллию нарушил мелодичный, но очень требовательный звонок в дверь.
Взглянув с сожалением на фотографии, Пульхерия, кряхтя, поднялась с пола и пошла в прихожую.
На пороге стояла ее подруга Марина. С влажными волосами, в мокрой трикотажной майке, прилипшей к телу, с понуро опущенными плечами и страдальческим выражением лица она имела вид весьма жалкий.
– Откуда ты такая, словно… в воду опущенная?
У Пульхерии чуть не сорвалось с языка просторечное выражение «мокрая курица», которое больше подходило к виду подруги, но она вовремя сдержалась, так как по личному опыту знала, что малейшая грубость могла вызвать у Марины бурное слезоизвержение, которое закончится истерикой, и тогда от нее долго нельзя будет получить вразумительного ответа.
– Пуля, я так больше не могу! Я ушла от Олега. – Марина мелодраматично простерла руки и повисла на ее шее всем свои мокрым телом.
Пульхерии сразу стало холодно и сыро.
– Ты вообще-то соображаешь, что делаешь? – с ужасом спросила она. – Ты вся промокла до нитки, замерзла и притащилась ко мне именно тогда, когда у меня отключили горячую воду.
– А зачем мне горячая вода, если я хочу умереть? Какая разница, какой мне умирать: холодной или горячей, с простудой или без? – почти безучастным голосом отозвалась подруга.
– Тогда за каким дьяволом ты пришла ко мне? – разозлилась Пульхерия. – Тебе обязательно надо умирать у меня на глазах?
– Какая же ты бессердечная, Пульхеша!
– Это я то бессердечная? Меня уже плющит и колбасит от ваших с Олегом разборок. – Пульхерия не раз наблюдала истерики своей эмоциональной подруги и хорошо знала, как привести ее в чувство. – Разойдитесь вы, наконец! Мы от души один раз порыдаем с тобой и обо всем забудем. Начнем жизнь с чистого листа…
– Тебе легко рассуждать! Ты почти каждый год начинаешь с чистого листа. Ты уже привыкла.
– Ты тоже привыкнешь. Надо же начинать когда-нибудь. Вы с Олегом вместе уже больше двадцати лет. У нас даже за убийство столько не дают. Мне это начинает действовать на нервы.
– Что ты такое говоришь? – Из голоса Марины исчезло скорбное бесчувствие, и начали проявляться истерические нотки. – Ты мне, кажется, завидуешь?
– Конечно, завидую. Снимай свою мокрую одежду. Не хватало тебе еще схватить простуду. Летом простужаться просто неприлично.
– А что я буду делать без одежды? – Марина от холода уже начала стучать зубами.
– Совсем соображать перестала? Наденешь сухую, полезешь под одеяло и попытаешься согреться. Где ты ухитрилась так промокнуть, словно прямо в одежде в бассейне плавала? – полюбопытствовала Пульхерия, помогая подруге переодеться.
– Забыла зонт дома. Вышла из метро, а дождь как припустится… Я решила окончательно: разведусь с ним.
Она уже лежала под одеялом, и ее била крупная дрожь. Пульхерия протянула ей фен.
– Дуй себе под одеяло, только смотри, весь фен туда не засовывай, только самый кончик. Я пойду принесу тебе горячего чаю.
Когда Пульхерия вернулась, на губах Марины блуждала блаженная улыбка.
– Господи! Хорошо-то как! – пролепетала она. А сделав глоток из чашки, поинтересовалась: – Отчего какой-то странный вкус у твоего чая?
– Он с ромом, – объяснила Пульхерия, – тепловой удар снаружи и изнутри – лучшее средство от простуды. Согреваешься?
Марина кивнула.
– А теперь рассказывай, что там у вас произошло?
– Да то же, что и всегда. Олег собрался в очередную командировку со своей разлюбезной секретаршей. Причем на Кипр.
– Ну и что тебя так разозлило?
– Какие могут быть дела на Кипре?! Ежику понятно, что они там собираются делать.
– У него же там в оффшорной зоне его предприятие зарегистрировано, – напомнила Марине Пульхерия.
– Вот черт, а я и забыла! Я ему такой скандал закатила, – Марина пьяно захихикала: ром пополам с горячим чаем уже начал действовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11