Луис мог вложить в него деньги. В таком случае права на владение виллой были бы запутанным делом. Я спросил у Иреша, и он мне подтвердил это. Правда, приплел сюда гражданство, срок давности и так далее. Вещал, словно воплощенный кодекс законов, – недовольно проворчал мой гениальный шеф, чей мозг достиг такого уровня специализации, что отказывался охватить проблематику другой отрасли. – Это бы, мол, зависело от множества обстоятельств. А я вспомнил, что, когда в шестьдесят пятом Луис приезжал к нам, он подкусывал брата, что, дескать, тот выстроил резиденцию только для одного поколения. Тогда показалось, что он упрекает, отчего брат не подумал о детях. А вдруг они когда-то договаривались, что там и для Луиса будет квартира? Иреш предложил сходить к прокурору. Он знает адвоката, который дружит с этой выдающейся личностью, – объяснял мне Йозеф типичный для наших соотечественников метод действий. – Друг Иреша из адвокатской коллегии познакомит своего друга прокурора с дедукцией Йозефа Каминека – друга пана Мартина. Интерес соответствующих органов обратится в нужном направлении, и пана Мартина выпустят, на свободу. Что и получилось! – удовлетворенно изрек Йозеф.
Меня терзала многословность Йозефа, но прерывать его было бесполезно, он наслаждался собственным ясновидением.
– Потом Иреш решил пойти к нотариусу, чтобы выяснить, как обстоят дела с этим правом на земельный участок. К сожалению, ничего не прояснилось, – уныло вздохнул Йозеф. – Участок, правда, принадлежал когда-то Луису, но в тридцать девятом году его перекупил по всем правилам Антонин Эзехиаш. Осечка. Никакого спорного совместного владения, никаких неуплаченных долгов. Видно, дядюшка Луис все-таки спятил на старости лет и все деньги спустил на игрушки. А ради них его мог убить лишь какой-нибудь чокнутый коллекционер. И пусть поручик Павровский его найдет! – Йозеф поднялся, прижимая руку к животу, и криво улыбнулся. – Ты не отвезешь меня домой?
* * *
Я отвез Йозефа в Дьяблицы. А на обратном пути остановился в ресторанчике неподалеку от стройки купить хлеба и колбасы. От голода у меня рябило в глазах, а на Баррандов путь не близкий. Это была самая заплеванная забегаловка, какую я знал, а в свое время мне довелось повидать их немало. Здесь сиживали летуны, работающие месяц на одной, месяц на другой стройке. Женщины – совершенные руины, которым нечем даже торговать, несколько служителей из соседней больницы что-то подливали в пиво из коричневых лекарственных бутылочек. В таком обществе почти изысканно выглядели цыгане с нашей стройки.
После долгих переговоров мне удалось вырвать у хмурого атлета, который мочил рукава в раковине пивного пульта, обещание поискать хоть что-нибудь из еды. Пока, было похоже, он собирался ее выудить из этой раковины. Опершись о стойку, я одним глазом следил за хозяином, другим косился на наших цыган. Они занимали целый стол под картиной, изображавшей лесную деву на олене. Это была не какая-нибудь захудалая картинка. Огромных размеров толстая деревянная доска с искусной резьбой по краям. Контуры оленя и девы были выжжены на дереве, а плоскости расцвечены плакатными красками. У девы были огненно-красные ноги, а единственный глаз оленя горел ядовитой зеленью. Казалось, он мне этим глазом злорадно подмигивает. Художник, создавший это творение, сидел во главе стола. Я его знал. Он жил в фургончике на берегу Влтавы, на территории нашей стройки, и из месяца в месяц приходил подкупать Йозефа, чтобы тот его не прогонял. Взятки, увы, давались такими вот шедеврами, только размером поменьше. У Йозефа в шкафу уже лежали святой Губерт, голова дикого кабана и даже портрет одного государственного деятеля, обрамленный цитатой из другого государственного деятеля другой исторической эпохи – во времена меньшей терпимости сие было бы расценено как политическое преступление. Йозеф даже повесил это произведение рядом с официальным портретом и с сожалением снял лишь под нажимом доктора Иреша, которого от подобного зрелища едва не хватил инфаркт.
Маэстро был маленьким сухим мужичонкой с деревянным протезом вместо левой ноги. Лицо с темной желтизной, раскосые глаза, голова увенчана старой военной фуражкой. Он выглядел как несгибаемый гвардеец великого Мао с китайского плаката. Рядом с ним сидела девушка словно из «Тысячи и одной ночи». Ей было не больше восемнадцати, миниатюрная и хрупкая, девушка выглядела как индианка. Она появилась в фургончике недавно, и старый резчик ревниво охранял ее от всякого отребья, которым кишмя кишела наша стройка. Вот и сейчас его коричневая, обнаженная по локоть рука лежала на спинке ее стула. И не зря, потому что с другой стороны к красавице присоседился Дежо, уже изрядно подвыпивший. Он все время что-то гудел ей, другие цыгане похохатывали, смуглый мужичонка поблескивал узкими глазами. Девушка казалась безучастной.
Дежо в запале схватил пол-литровую кружку с пивом, выдул до дна и стукнул ею об стол. Оглянулся, ища хозяина. Увидев меня, оскалил в улыбке ослепительно белые зубы. Я решил отказаться от сомнительного ужина и сбежать, но Дежо, вскочив с места, кинулся ко мне.
– Пан инженер! Где вы были, я вас искал! – Он улыбался во весь рот и похлопывал меня по плечу, как старого приятеля. Сам же невзначай поглядывал на девушку, впечатляет ли ее это.
Мне не хотелось портить ему спектакль.
– Я тебе должен выпивку, так ведь? Что будешь пить? – Я обернулся к стойке, но хозяин исчез где-то в недрах кухни.
– Нет, это я вас приглашаю, выпьем вместе!
– Мне нельзя, у меня тут машина, – лицемерно огорчился я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51